Свадебный круг - [26]

— Всего доброго, — эхом донесся ее голос.

Вдруг его оглушил звонок. Вера сказала еще что-то неслышное и пошла по коридору дальше.

«Да разве я это должен был говорить? Ах, какой я пошляк и трус», — неуклюже выбираясь из встречной толпы ребятишек, валивших в школу, ругал он себя.

С чувством вины за свою утреннюю отчужденность и холодность он вернулся из Лопышей и, как прошлой ночью, еле слышно постучал к ней. Она еще не спала. Сидела над тетрадями у стола.

— Зачем ты приехал? — с испугом спросила она, и в ее лице отразились радость и мука.

— Я не мог — растерянно и виновато проговорил он. — Я не могу без тебя.

Она стояла около стола, обрывала край аккуратно пришпиленной канцелярскими кнопками зеленой бумаги. Его слова отражались на ее лице смущением и радостью. Счастливый и виноватый взгляд бродил по стене.

Ночной спор

Николай Филиппович Огородов производил впечатление компанейского, добросердечного человека. Но Серебров после злополучной борьбы, когда он невзначай уронил Огородова на землю в дворике Соколовского дома, подозревал в Николае Филипповиче какую-то неискренность. Слышалась она и в смехе, и в преувеличенной радости, которую изображал Огородов при встречах. Сереброву казалось, что таится какая-то настороженная, запрятанная в глубине злость в слегка прищуренных холодных глазах председателя райисполкома, в рыбьем складе его губ.

Когда Шитов находился на месте, Николай Филиппович был ко всем добр, участлив. Когда Шитов уходил в отпуск или уезжал надолго, у Николая Филипповича в лице появлялись твердость и озабоченность. Теперь решать все вопросы шли к нему — неуверенный в себе второй секретарь вроде даже был рад тому, что его не тревожат сложными просьбами. Огородов в такие дни чувствовал себя в Крутенском районе единовластным вершителем судеб и дел. Он устраивал разносы тем, кого Шитов щадил. По-хозяйски широко и хлебосольно принимал Огородов гостей. Веселые братания происходили у Маркелова в так называемом «райском уголке». Нужных людей, от которых зависела его, огородовская, неколебимость, одаривал Николай Филиппович рогами матерых лосей, а самым дорогим гостям преподносил медвежьи шкуры. Только один раз такой подарок «не сыграл». Это произошло в то время, когда в районе работал еще Плясунов. Нагрянул тогда новый первый секретарь обкома партии Кирилл Евсеевич Клестов в Крутенку с приятной миссией — вручать награды передовикам. После банкета, провожая высокого, седеющего Клестова до границы района, Огородов расписывал охоту на медведя, говорил, что вот не знает, куда деть шкуру: у него уже скопилось три. Приехавший из южных мест, где медведей видят только в зоопарке, Кирилл Евсеевич не устоял, согласился принять дар. Подарив медвежью шкуру Клестову, Николай Филиппович долго носил в душе надежду, что рука дающего не оскудеет. А потом пришел к выводу, что, пожалуй, эта шкура повредила ему.

Когда из Крутенки забрали в облисполком первого секретаря райкома партии Плясунова, Николай Филиппович решил, что по всем статьям подходит на это место он, Огородов. Но перед партконференцией приехал Клестов в Крутенку с кандидатом на пост первого — выпускником высшей партийной школы Толкуновым, чужим молчаливым человеком лет сорока пяти. До школы тот работал секретарем парткома леспромхоза, к сельскому хозяйству отношения не имел. Это насторожило крутенцев, когда на бюро предварительно обсуждалась кандидатура. Они уперлись. Николай Филиппович сидел, млея от сладостного предчувствия. Клестов доказывал, что Толкунов — умница, отличный руководитель, а крутенцы принимать его не хотели. И тогда потянул руку, прося слово, кудлатый управляющий Сельхозтехникой Ольгин. Дернуло его сказать, что был у них свой, крутенский, в ВПШ — Шитов. Куда он-то девался? Вот этого они знают.

Тут же Клестов позвонил в область и распорядился, чтобы Шитова срочно доставили из Юрьевского района, где прочили его в предрики. Часа через два, переполошив Крутенку, навис над площадью Четырех Птиц вертолет и высадил растерянного Виталия Михайловича.

— Получайте своего, раз хотели, — великодушно сказал Клестов, довольный тем, что так быстро разрешился кадровый вопрос.

Николай Филиппович считал, что только отчаянное слепое везение помогло Шитову стать во главе Крутенского района. Знал бы Клестов, какой нерасторопный, неумеха этот Шитов. Кто-кто, а Огородов это прекрасно представлял.

Ощутил Николай Филиппович, что фортуна вновь благосклонно взглянула на него, когда Шитов попал в немилость у Кирилла Евсеевича Клестова.

Работая на юге страны председателем облисполкома, готовил Кирилл Евсеевич кандидатскую диссертацию о том, как специализировать районы той южной области. Чтоб диссертация приобрела еще больший вес, научный руководитель посоветовал включить в нее материал о специализации Бугрянской области. Клестов это сделал. Тот же научный руководитель подсказал, что неплохо бы сопроводить диссертацию отзывами людей, работающих на местах. Поскольку в ней много говорилось о специализации Крутенского района, попала диссертация на отзыв к Шитову. Тот прочел ее и схватился за голову: их лесному, пойменному, богатому травами району было определено одно лишь зерновое направление. Шитов считал (так оно и было на самом деле), что выгоднее и перспективнее всего для здешних мест молочное и мясное животноводство, а тут зерно, свиноводство. Взволнованный, расстроенный, Шитов отправился на прием к Клестову. Кирилл Евсеевич, до этого выслушивавший немало лестных слов о своей диссертации, встретил яркоглазого, большерукого северянина со снисходительной улыбкой. Поглядывал веселыми, умными глазами: ну, что ж, мол, хвали, перенесу. А Шитов с запалом начал доказывать, что диссертация их район ориентирует неправильно, что он против зернового направления.