– Я не верю, – неуверенно пробормотала Молли. – Не верю, что тебе это нравится. Ты делал то, что должен. Он же был просто огромным. Малейшее замешательство, и удача была бы на его стороне.
Хьюстон горько рассмеялся:
– Необходимыми были первые два удара. Он уже отключился, когда упал на тротуар.
– Хьюстон, сегодня ты совершил геройский поступок. Почему ты пытаешься выставить его в каком-то неприглядном свете?
– Нет, – тихо ответил он, – это ты искажаешь факты. Зачем?
– Ничего такого я не делаю.
– Делаешь. Ты всегда пытаешься найти оправдание для людей, увидеть в них что-то хорошее. Даже если этого на самом деле нет.
– Ну и почему же ты не провел всю свою жизнь в вечных драках, если у тебя так сильно чешутся кулаки?
– Я научился давать выход своей агрессии. Стал заниматься боксом.
– Ну вот.
– Не потому что хотел этого, – уточнил Хьюстон. – Мне просто не нравилось ловить на себе косые взгляды после того инцидента.
– Тебе хочется уверить меня, что ты из плохих парней. Но это совсем не так.
Уитфорд встал и натянул рубашку.
– Мне пора.
– Пожалуйста, не уходи.
Они стояли и смотрели друг другу в глаза.
Хьюстону пришлось приложить все усилия, чтобы взять себя в руки и не пойти на поводу у собственного желания: взять ее, подчинить себе, сделать своей. Он шагнул к двери. Молли преградила дорогу, положила руки на его плечи и, привстав на цыпочки, нежно коснулась его губ. Хьюстон ждал этого момента с их первого поцелуя. Ошеломительная нежность невинной ласки мгновенно усмирила бешеное неистовство, бурлившее в его крови.
Он позволил себе раствориться в поцелуе, наслаждаясь новыми для него ощущениями. Хьюстон и не знал, что в нем живет нежность. Происходящее казалось каким-то священнодействием, древнейшим ритуалом. Зовом, который слышали все поколения, только благодаря ему и существовало человечество. Тут встречались жесткая потребность и нежное узнавание, смешивались, превращаясь в нечто чудесное.
Страсть Хьюстона, чувство собственника по отношению к Молли только усилились. Застонав, он запустил руки в ее волосы, притягивая голову ближе. Его губы оторвались от сладкого рта Молли и проложили дорожку из поцелуев по ее шее. Хьюстон почувствовал, как под его прикосновениями бьется в ней сама жизнь.
– Пожалуйста, – прошептала она, неистово лаская руками его голову и плечи.
«О чем она просит? Остановиться или продолжать?»
Он слегка отстранился от нее, и волшебство момента разрушилось. Хьюстон снова включил рассудок и окинул девушку оценивающим взглядом.
От него ничего не ускользнуло: ни полуприкрытые глаза, ни припухшие губы, ни отчаянно бьющаяся на шее жилка.
Хьюстон пытался запомнить все до мельчайших подробностей.
Но от правды не было спасения. Он не мог принять то, что Молли ему предлагала, и уйти. Она не была девушкой на одну ночь. Нельзя даже просто поцеловать такую, как она, и сделать вид, что поцелуй ничего не значит и ничего не меняет.
Это ее просто убьет.
Кроме того, она сама не понимала, о чем говорит. Шоковое состояние и бренди – взрывоопасная комбинация. В таком состоянии нельзя принимать серьезные решения. Пришло время взять себя в руки и уйти прочь.
Он не был героем ее романа.
– Мне пора.
– Пожалуйста, не уходи. Мне страшно. Знаю, что это глупо, но боюсь оставаться одна.
«Может, я могу побыть ее героем еще немного?» Хьюстон понимал, что это потребует от него немыслимого самоконтроля.
Как же трудно было прижимать ее голову к своей груди, чувствовать нежный шелк волос. Еще труднее было увлечь Молли вслед за собой на диван, позволить ей расслабиться рядом и лежать, прислушиваясь к ее успокаивающемуся дыханию.
Что ж, теперь он стал не только бесконтрольным в ярости чудовищем, но и воришкой. Он украл этот момент у жизни и у Молли.
Украл, чтобы сберечь навсегда в сердце.
Спустя некоторое время тело девушки расслабилось, губы приоткрылись. Она заснула. Хьюстон осторожно выскользнул из ее объятий, встал с дивана и поискал что-нибудь, чем бы прикрыть девушку.
Он накинул на нее вязаный плед, задержал взгляд на лице и еще раз коснулся волос.
Потом выпрямился и снова оглядел квартирку, задержавшись на секунду около постера с воздушным шаром. Потом, глубоко вздохнув, мысленно отстранился от него и от всего, что он олицетворял.
Хотя Хьюстон и чувствовал полное изнеможение, он вернулся в офис фонда, в кабинет, который собирался на следующий день вернуть мисс Вив.
На столе лежала очередная стопка писем в защиту «Сказки выпускного». Хьюстон и так чувствовал себя последним мерзавцем, однако решил не жалеть себя и прочитать их.
Из последнего конверта выпала фотография. На ней была изображена девушка, выступавшая с трибуны перед студентами. На трибуне было написано слово «Гарвард».
«Уважаемый мистер Уитфорд.
Недавно я услышала, что во «Втором шансе» раздумывают о закрытии проекта «Сказка выпускного». Хочу, рассказать Вам, что пять лет назад в этой программе участвовала моя школа. Может, Вам будет трудно в это поверить, но, когда мне разрешили выбрать для себя одно из тех чудесных платьев, я впервые в жизни почувствовала, что чего-то стою».
Хьюстон положил письмо на стол.
Нет, ему легко поверить. Ее школа находилась как раз в том районе, где он вырос. И кому, как не ему, знать, что в тех краях пробиться и стать кем-то достойным было крайне тяжело.
