Св. Тереза Иисуса - [26]

Есть у Данте в «Раю» двойные души Святых, уносимые вихрем Экстаза и неистово кружащиеся, пляшущие, как двойные Солнца-Атомы, в неизреченной бездне блаженства. Св. Иоанн Креста и св. Тереза Иисуса – такая «Двойная Душа». Здесь, на земле, разъединенные, может быть, соединятся они там, на небе, и будут кружиться, плясать в огненном вихре Экстаза, или тихо-тихо падать, как тихие снежные хлопья, в неизреченное лоно Отца.

30

Только что Тереза соединилась с Иоанном Креста в деле Реформы, как сила ее возросла бесконечно. За три года, от 1568-го, когда она встретилась с ним впервые, до 1571-го, основывает она семь обителей – в Мачеро, Магалоне, Валладолиде, Толедо, Пастране, Саламанке и Альбе-де-Тормез. А после вынужденного двухлетнего бездействия основания возобновляются, за последние восемь лет жизни ее, 1574–1582, с еще большею скоростью, в Сеговии, Вэасе, Севилье, Каракаве, Вилленеве-де-ла-Ксара, Паленчии, Сории, Гренаде и Бургосе. «Дух, оживлявший ее, был так ревностен, что не давал ей покоя», – вспоминает один из ее современников.

Все эти светлые обители – только малые семена великого сева, Царства Божия. И самое удивительное, почти невероятное, – то, что все эти основания происходят при величайшей бедности, так что у Матери Основательницы часто не в переносном, а в точном смысле нет ни гроша. Но «святая Дама Бедность» – мать святого Богатства, потому что св. Тереза уже знает, чего св. Франциск еще не знает, – что не только бедность, но и богатство может быть святым. Все эти основания Терезы – нечто небывалое, за все века христианской Церкви после Оснований ап. Павла.

Чтобы понять как следует не внутреннюю, чудесную, а хотя бы только историческую, внешнюю, сторону дела св. Терезы, надо вспомнить бывшую в Испании XVI века, после завоевания Нового Света, неодолимую тягу к монашеству, к уходу из мира: тем, кто завоевал землю, осталось завоевать и небо. Св. Тереза – великая Завоевательница, Конквистадор не внешнего, а внутреннего Нового Света. Донья Катарина де Кордона, воспитательница Дон Карлоса и Дон Жуана Австрийского, правнучка знаменитых герцогов Кордонских, тайно покидает двор, облекается в рубище и живет, как дикий зверь, в пещере, питаясь корнями и травами. Многие богатые и знатные люди живут и в миру, как монахи. Сам Император Карл V уходит в монастырь Св. Юста, а сын его, Филипп II – в подобный монастырю Эскуриальский дворец.

Но в этой общей тяге к монашеству Тереза находит только внешнюю помощь, а внутреннюю – в самой себе, в бесконечном мужестве своем. «Мне говорили, что это женщина; нет, мужчина и даже один из наиболее мужественных, каких я когда-либо видел», – скажет о ней один из близко знавших ее людей. «Я хотела бы, чтобы вы (сестры Кармеля) имели вид не женщин, а мужчин, и притом таких мужественных, чтобы и мужчины этому удивлялись», – скажет сама – Тереза. Мать Основательница и сестры Нового Кармеля – точно Амазонки в рясах. «Страстно желать, – в этом вся моя природа».

Мужества неисчерпаемый источник и будет для нее эта страстная воля. «Терпим голод, и жажду, и наготу, и побои; и скитаемся и трудимся, работая своими руками. Злословят нас, – мы благовествуем; гонят нас, – мы терпим; хулят нас, – мы молимся. Мы, как сор для мира, как прах, всеми попираемый доныне», – могла бы сказать и св. Тереза, как ап. Павел (1 Кор. 4, 11–13).

«Книга Оснований», «Libro de las Fundaciones», св. Терезы есть книга великого мужества. Так же как «Дон-Кихот» Сервантеса, это одна из самых веселых, но вместе с тем и одна из самых грустных книг в мире, потому что истинно человеческое веселие почти всегда соединяется с глубокою грустью.

31

На тех же тяжелых скрипучих телегах, запряженных теми же ободранными мулами, как в первом путешествии, с тою же вечной бутылью святой воды и восковою куклой Младенца Христа, то линяющей от дождя, то покрываемой снегом, то истаивающей от зноя, – отправляется Тереза во все путешествия. А там, где нет больших дорог и вьются только тропинки над пропастями, – едет верхом, и, когда, сорвавшись из-под копыта споткнувшегося мула камень летит с протяжным гулом и грохотом в пропасть, – не бледнеет, а только ласкает мула по шее; или даже идет пешком царственно прекрасными, «прозрачными и нежными, как перламутр», маленькими ножками в грубых лаптях, alpargate. И это часто в таких местах, которые считаются разбойничьими гнездами, так что проводники отказываются ее провожать. Но ей ли, не боящейся Лютеров и Кальвинов, «диаволов», бояться испанских разбойников, все-таки добрых католиков? Мокнет до последней нитки под осенними ливнями, мерзнет под ледяными ветрами и вьюгами, задыхается от зноя в горных ущельях, где воздух пышет огнем в лицо, как из раскаленной печи.

Как-то раз в пути, когда сделался у нее сильнейший припадок лихорадки, сестры хотели освежить водой ее горящую голову, но вода нагрелась от зноя так, что не освежала ее. А в другой раз, перед въездом в Кордову, спасаясь от лютого зноя, рады были найти немного тени под мостом, вместе со стадом свиней.

Однажды, в половодье, когда переправлялись через Гвадалквивир на пароме, канат оборвался и бурное течение реки понесло паром с одной из четырех телег. Сестры молились и плакали; плакал даже Эстрамадурский пастух, который хаживал на медведя с рогатиной. А Тереза не плакала и не молилась, – она не любила молиться в опасности, – а лишь неотступно смотрела на кромешно-черное кручение омута. Чудом только спаслись, когда паром остановился на отмели.