Суженый смерти - [14]

   - Прости меня, Саш, - ни всхлипов, ни рыданий. Слезы, оставляя дорожки, текли по щекам, скатывались с подбородка и исчезали в тонкой английской шерсти свитера.

   - Меня теперь зовут Анри Дю Труа, я гражданин Французской республики. Саша Свечкин умер тогда, когда получил твое письмо в три строки, - он грустно улыбнулся.

   - О чем ты? - она не могла до конца понять смысл его слов, мешали эмоции. Он - француз? Но как?

   - Я говорю, что твой знакомый умер. Саши Свечкина больше нет. Сечешь? - он подкурил сигарету.

   Мила поежилась от холода его глаз, слезы прекратились так же внезапно, как и начались. Если бы при встрече он раскрыл объятия, она бы кинулась ему на шею; если бы он ее оскорбил, она бы ушла. Он же смотрел на нее как на чужую, и в его взгляде не было ни любви, ни ненависти, ни обиды, ни радости встречи. Там не было ничего кроме холода. Чужой. Он стал чужим, и она это прекрасно поняла. Она удивлялась таким переменам, помня его пылким влюбленным, счастливым мальчишкой. Сейчас же перед ней сидел жесткий мужик, ледяной и мрачный. Вроде он, но и не он вовсе.

   - Но это же ты... - она не верила такому холоду.

   - Я? Я даже внешне не похож на того паренька, каким был когда-то. Тогда во мне насчитывалось больше ста килограмм мышц, сейчас же едва восемьдесят наберется, и то костей да сухожилий. Тогда я был совсем мальчишка, сейчас уже виски седеть начали. Тогда я верил в радость жизни, теперь от этой "радости" ранние морщины на лице.... Я уже не я.

   Недолгая пауза.

   - Так ты серьезно француз? - Мила поняла, что продолжать тему бессмысленно. Она успокоилась, и теперь наблюдала за Александром с любопытством и какой-то тихой радостью, наверное, возникшей от неожиданности встречи.

   - Да. Теперь.

   - Но как?

   - Дали гражданство.

   - А шрам? Война?

   - Она самая.... Но не будем об этом, ни к чему.

   - Ты такой красивый... - она чуть прикрыла глаза.

   - Спасибо. Жалеешь о чем-то? - голос отдал сарказмом. Он встретил ее взгляд.

   - Нет... просто... - она стушевалась.

   - Вот и хорошо, что не жалеешь. Говорят, если долго смотреть в бездну, она сама начинает смотреть на тебя. То же самое и с прошлым. Оно затягивает. Если постоянно оборачиваться, будешь спотыкаться, - он закурил.

   - Мудро, - грусть в нотках. - Женат?

   - Нет. И некогда было - я военный. Десять лет на службе республики, - Александр понимал, что все еще небезразличен Миле; конечно, не так как тогда, но все же оставалась какая-то нежность и привязанность к нему. К нему ли? Или же к тем годам? Один только Бог знает женское сердце. Именно поэтому Свечкин и не гнал ее, жалея. Он видел раскаяние и душевную боль, с которой задавались вопросы.

   - Надолго в России?

   - Не знаю. Думал, вернусь навсегда, а теперь теряюсь в решениях. А ты сама как? Что в жизни поменялось?

   - Да как все живу. Дом, семья, двое мальчишек. Я домохозяйка, муж добытчик.

   - Первый брак? - Александр технично избежал упоминания о своем бывшем друге.

   - Первый, - она опустила глаза.

   - А здесь что делаешь?

   - Бабушкину могилу ищу. Она где-то на этом участке. Давно не была. Разведка боем, так сказать. Если найду, то в выходные приеду с сыновьями, порядок наведем.

   - Понятно, - он встал. - Уже десять, мне пора.

   - Я на машине, давай тебя отвезу, куда скажешь, - она с надеждой посмотрела на мужчину.

   - За мной к тому перекрестку такси приедет, - он махнул рукой в сторону. - Прощай.

   Александр, не дожидаясь ответа, развернулся спиной. Ему этот разговор причинял неудобство и заставлял копаться в памяти, чего совсем не хотелось. Он не хотел тревожить старые раны.

   - Прощай? - она в два скачка нагнала его и, дернув за руку, развернула к себе лицом. - Прощай? Мы что, больше не увидимся?

   - А зачем? Не плачь, пожалуйста, - он смахнул с ее щек набежавшие слезы. - Все в прошлом. Пойми, встречи только помешают, и тебе и мне. У тебя муж и семья, которую, как мне думается, ты начнешь рушить. У меня же новая жизнь, и лед в сердце. Меня серьезно переломала и перемолола война. Я другой, и тебе не понравится то, что ты увидишь.... или уже не нравится.

   - Ты так легко решаешь и судишь за других! - укор был к месту. - Ты даже не хочешь узнать, почему я тогда так поступила? Не спросишь, жалею ли я об этом? Счастлива ли я?

   - Мила, послушай меня, - он погладил ее щеку и остановил руку на шее, стараясь придать тону как можно больше вкрадчивости. - Почему ты тогда так поступила я и так понимаю, и сейчас мне это безразлично, прошло почти одиннадцать лет. Жалеешь ты или нет, тоже без разницы, потому что все уже сделано и этого не исправишь. Ну а счастье или же несчастье в этой жизни ты выбрала сама, и винить в случае чего некого... - он медленно опустил руку и отступил на шаг.

   - А я, дура, мучилась все эти годы... думала, что виновата в твоей гибели.... А ты не стоил этого, бездушное животное....

   - Что посеяла, то и пожала. Себя вини, - он подмигнул, горько ухмыльнувшись, и отвернулся от нее.

   - Саша! Саша, прости! - крикнула Мила ему в спину, и он в последний раз обернулся.

   - Я простил. Уже простил. Живи спокойно, не мучайся больше. Если тебя это утешит, то знай, благодаря твоему поступку я стал мужчиной, не сомневающимся в себе, и знающим, что хочет от жизни. Я почти счастлив теперь. Спасибо тебе. Пока!