Суженый смерти - [13]

   Александр закурил сигарету. Дорогой французский табак, привезенный из Парижа, заставлял задуматься, что же он будет курить, едва стоит закончиться сигаретам. Мысль об отечественном табаке приводила в ужас, за десять лет мотаний по загранице он успел отвыкнуть от этого кошмара. Сбоку раздался нечеткий шорох, Свечкин нехотя обернулся в ту сторону. Раздвигая ветки кустов и высокую прошлогоднюю траву, по направлению к Александру шла красивая молодая женщина. Что Александр не видел Милу уже двенадцать лет, не имело значения, он ее узнал почти сразу. Поначалу ему показалось, это плод воображения, галлюцинация, но услышав ее тихие чертыханья, он понял, что это не так. Это была Мила, собственной персоной, пусть и немного набравшая в весе, изменившая прическу, утратившая былой блеск в глазах и юношескую бойкость. Это была Мила, но уже не та, которую он любил так много лет назад. Свечкин затянулся сигаретой, прикрыл глаза и отвернулся в другую сторону. Он ее так и не простил.

   Первым в голове возник вопрос: какого хрена она делает на кладбище, в воскресенье, с утра, в одиночестве? Спала б себе дома. Второй вопрос был несколько иного порядка: почему она идет именно к могиле его родителей? Возникло желание встать и уйти, но он сдержался. Бежать от кого-то? Ну уж нет. Он пришел к своим родителям, которых не навещал долгие годы, и с этого места его не согнать даже гаубицей, до тех пор, пока сам того не захочет. Подойдет - поговорят, хотя Александр и сам понимал, что изменился почти до неузнаваемости за годы, проведенные на войне. Его не узнают, скорее всего. Мила что-то искала глазами, неуверенно продвигаясь все ближе и ближе к Свечкину. Он поставил ногу на скамью, обнял колено руками и старался не смотреть в сторону приближающейся женщины. Он смотрел на фото родителей, и терялся в догадках о причинах появления своей первой любви. В конце концов, на ум пришел вывод, это всего лишь случайность судьбы, и не более того. Как подумалось Свечкину, если бы Мила знала, кто сидит на скамье в десяти метрах от нее, она бы бежала подальше.

   Мила подошла на расстояние в пять шагов. Александр не смотрел на нее, но следил за передвижением боковым зрением.

   - Извините... - обратилась на к Свечкину.

   Он не обернулся. Она подошла вплотную и встала сбоку.

   - Извините... - она хотела что-то добавить, но осеклась, видя, что на нее не обращают внимания.

   Тогда она тронула его за плечо.

   - No entiendo... - обронил Александр по-испански, лишь слегка развернув голову. Он очень надеялся что от него после этого отстанут, так как, будучи его одноклассницей, Мила учила французский, и вряд ли сможет выйти на диалог. Кастильское наречие от языка галлов отличается разительно.

   Мила в первую секунду растерялась, но затем справилась со ступором:

   - Parler vous franГais? - она улыбнулась.

   - No, - односложно ответил Александр, не меняя тона.

   - Do you speak english? - Мила его удивляла.

   - No, - ответ был неизменен. Свечкин ждал, что его спросят по-китайски.

   Но Мила подобного не сделала, лишь кивнула пару раз, как-то неуверенно взмахнула руками, и, обронив тихое: "excusez-moi", отвернулась от Свечкина. Она начала снова осматриваться по сторонам, и случайно ее взгляд упал на памятник, перед которым сидел иностранец. Прочитав фамилию и узнав людей на фото, Мила развернулась лицом к Александру. Она тихо и медленно осела на ограду могилки, хлопая глазами.

   - Саша, - тихо сказала она.

   Он поднял голову и холодным, стальным взглядом смерил несостоявшуюся жену.

   - No entiendo, - слишком жестко ответил он, нахмурившись. И неестественный тон, и привычный поворот головы на имя, только больше удостоверили Милу в правоте догадки, кто перед ней.

   - Саша, это ты, - это был не вопрос, а утверждение. Хотя Свечкин изменился до неузнаваемости, она узнала его по голосу, который был бы ей родным и через столетие. Так же родны были лица на фото: дядя Валера и тетя Тая, знакомые с детства родители ее первой любви.... Она заворожено смотрела в лицо Свечкина, как будто стараясь запомнить каждую черточку и унести с собой. Она любовалась им.

   Он хранил молчание, не отводя взгляда.

   - Саша, зачем ты так со мной?

   - Узнала таки... - констатировал он.

   Она сломалась и заплакала. Мила до сих пор чувствовала вину за предательство, совесть давала о себе знать все эти годы. Она была уверена, что он погиб в Чечне. Она не допускала мысль, что человек, испытывая такие сильные чувства, какие испытывал Свечкин, не будет по возвращению домой искать встречи. Он должен был это сделать для выяснения причины поступка, почему же с ним так поступили. Она не учла одного, Александр не был похож на большинство, и считал для себя унижением напрашиваться к кому-то на встречу. Тем более он вычеркнул Милу из своей жизни как пройденную главу. А она давно уже его похоронила, и страдала душой, считая себя невольной виновницей смерти, убедив себя, что он потерял вкус к жизни после ее письма. Это было глупо, но совесть всегда находит для нас обвинения, и там не так уж важно, имеют ли они под собой почву, потому как одинаково сильно причиняют боль, вне зависимости от своей реальности или не реальности. Мила считала Свечкина умершим, исходя не только из глупых доводов совести. Ей в этом немало помог дядя Александра, объявивший племянника без вести пропавшим, по его же конечно просьбе. Александр не хотел возвращаться к прошлой жизни, и, уезжая во Францию, просил дядю отвечать на все наводящие вопросы именно так. Мила пришла в гости к Свечкину-старшему через год после демобилизации Александра, очень желая того увидеть. Тогда брак Милы дал первую трещину. Именно из-за ответа дяди она не стала больше искать свою первую любовь, почти смирившись с потерей. Слух о гибели (пропаже) Александра прозвучал эхом по его знакомым, те справили знатные поминки, и не далее как через полгода после того забыли о существовании товарища. Так всегда бывает, жизнь-то продолжается.... Может, будь Александр жив, Мила не корила себя так за проступок. Она бы думала, что Свечкин рано или поздно будет счастлив с другой, испытывая при том некую долю ревности. Зная же, что человека не вернешь, и жизнь никогда не подарит ему счастья или умиротворения; зная, что дорогой тебе человек умирал, считая тебя тварью - это было выше сил простой девушки. Лишь потому совесть мучила ее более десяти лет. И поэтому сейчас она плакала, не отдавая себе отчета в истинной причине слез; просто это было для нее актуально в тот момент. Так выходило горе.