Суздаль - [28]

Ни в догматических спорах Восточной церкви с папским престолом, ни в политической борьбе Византийской империи русские не принимали никакого участия. Но так как в то время формально они подчинялись Восточной церкви, то в известной степени делили с ней все превратности судьбы. И авторитет Константинополя был для Москвы еще столь высок, что великий князь Василий II около Пасхи 1437 года принял навязанного ему митрополита Исидора самым милостивым образом[19]. После торжественной встречи новому митрополиту был устроен обычный царский стол и преподнесены традиционные подарки.

Особа владыки Исидора произвела на окружающих самое внушительное впечатление, но только до того момента, как он заговорил о готовившемся соборе, на котором делегаты Восточной и Западной церквей должны были выработать условия унии. К участию в этом лжесоборе он и должен был склонить русских. Князь Василий II, воспитанный в уважении к старине, сразу же утратил свою приветливость, так он был поражен замыслами митрополита Исидора: "Как — глава Русской церкви — будет заседать вместе с погаными латинянами? Он будет обсуждать с ними вопросы веры? Станет содействовать соединению Церквей?".

Московскому великому князю было от чего расстроиться, ведь сами же греки убеждали его, что законными и святыми можно признавать только семь первых Вселенских соборов. Все последующие объявлялись недействительными, а теперь что же получается — митрополит Исидор сам готов забыть об этом и настаивает на участии в соборе? Наконец, уступив настойчивости митрополита, великий князь Василий II предупредил его: "Отцы и деды наши не хотели слышать о соединении законов греческого и римского, я сам не желаю сего. Нового и чужого не привози нам — мы того не примем".

В Италию с митрополитом Исидором отправились Суздальский епископ Авраамий, священник одной из суздальских церквей Симеон, боярин Фома Матвеев (последнего источники называют посланником тверского князя) и другие духовные лица (десять человек), а также многочисленная светская свита (около 100 человек, а поезд делегации состоял из двухсот коней). Никогда еще из Москвы не отправлялось столь многочисленное посольство в такой дальний путь и с такой важной миссией[20]…

Митрополит Исидор поклялся князю стоять за Православие, но как только границы Русской земли остались за спиной, он в городе Юрьеве-Литовском даже не пошел в православный храм, а направился с немцами в костел. Спутники его ужаснулись и с того времени уже не имели к нему доверия.

На соборе во Флоренции православных лестью, подкупом и насилием принуждали подписать определения о соединении церквей. Суздальский епископ Авраамий за отказ поставить свое имя восемь дней провел в заключении, и уступил он только неистовому патрона — митрополита Исидора, который не остановился даже перед тем, чтобы бросить своего собрата в темницу. Но нам ли, людям нынешнего времени, не понимать, что наличие под документом "собственноручной подписи" не всегда свидетельствует о "чистосердечии" подписавшего его лица! И не нам судить "смиренного" епископа Авраамия…

Однако греческие патриархи под влиянием требований и угроз согласились на многие требований латинян и, в частности, на главенство папы римского. Относительно обрядовой стороны богослужений больших споров во время работы собора не происходило, так как латиняне согласились одинаково допускать обряды как латинской, так и греческой церкви. Когда, таким образом, соглашение было достигнуто, был составлен Акт соединения Церквей, который подписали все греческие иерархи, кроме митрополита Эфесского Марка и Константинопольского патриарха Иосифа[21]. Папа, не увидев подписи митрополита Марка, откровенно сказал: "Мы ничего не добились", но все-таки Акт соединения церквей был торжественно прочитан (на латинском и греческом языках) в соборной церкви Флоренции.

Папа Евгений IV хотел, чтобы память о счастливом примирении Церквей сохранилась не только на пергаменте, но также в камне и бронзе. И самым прочным из них стал памятник из металла. Кроме медали в память о Флорентийском соборе великий понтифик приказал вырезать несколько характерных сцен на бронзовых дверях храма Св. Петра: император, садящийся в Константинополе на пароход, чтобы ехать в Италию; император, преклоняющий колени перед папой; император присутствует на заседании собора и, наконец, император, отправляющийся из Венеции на родину. По словам папы, это творение должно было свидетельствовать о том, что стена, столь долго разделявшая Восток и Запад, разрушена. Именно так понимал это событие и митрополит Исидор.

Однако русская делегация не разделяла его мнения, и члены ее не скрывали своего недовольства. Не желая участвовать в вероотступничестве, суздальский священник Симеон выступил на Соборе с обличениями. В связи с этим обстановка накалилась, и тогда он и посол тверского князя Фома тайно бежали "из Флорензы", потому что уже тогда предки наши осознавали ценность Православной веры. Только более чем через век появится теория о "Москве — третьем Риме", но русские люди всегда понимали, что ничего нельзя отдать из тех священных догматов, которые приняты были нами от святых апостолов и которые получили свое полное и нерушимое определение на Вселенских соборах, руководимых Духом Святым. Все, в чем латинское учение расходится с догматами Православия, для нас является неприемлемым; мы ничем не можем пожертвовать, чтобы не отступить тем самым от Истины и жизни вечной.