Суворов - [35]

В разгар вывода христиан у крымских берегов появились корабли Газы Хасана. Командующий Крымским корпусом предупредил турецких военачальников о том, что «карантин (на турецких кораблях отмечались случаи заболевания чумой. — В. Л.) не позволяет отнюдь ни под каким предлогом спустить на берег ни одного человека из ваших кораблей». Запрет был подкреплен военными демонстрациями.

Турция не решилась на новую войну — вскоре подписала с Россией конвенцию, подтверждавшую условия Кючук-Кайнарджийского мира, и признала законность избрания ханом Шагин-Гирея. Россия в ответ обещала вывести войска из Крыма и с Кубани. Трепетавший за свою участь хан также пошел на уступки. Напряжение спало.

Шестнадцатого сентября Суворов донес Потемкину о завершении операции по переселению крымских христиан:

«Кончен сей вывод, Светлейший Князь! Нижайше поздравляю Вашу Светлость с 31 096 душ обоего пола. За тем еще осталось в полуострове за долгами и расправами зимующих в Ениколе и Черкасске 288 душ. Святые пастыри митрополит и архимандрит с их последним стадом отправляютца 17-го числа под приличным эскортом. В тож время почтенный отец Иаков, католицкие из Кефы духовные их труды избавления христиан от варварского ига основали и кончили.

О издержанных деньгах точные ведомости из всех мест еще не дошли, о чем Вашей Светлости непродолжительно донесу; но полагать можно, расход сей на вывод христиан простиратца может здесь до 130 000 рублев. Прогоны замыкают в себе половину того или свыше.

Генерал-Порутчик Александр Суворов».

Точно такое же донесение было отправлено Румянцеву. Суворову по-прежнему казалось, что фельдмаршал недоволен его действиями и порой принимает сторону хана. «В когтях я здесь ханского мщения, Фельдмаршал… воздвигнетца на мои недостатки, коими постепенно полон род человеческий, а дела мне здесь скоро не будет или нет, — пишет Суворов Турчанинову. — Вывихрите меня в иной климат, дайте работу, иначе или будет скушно, или будет тошно. Жена родит, коли будет жива, в исходе ноября; в половине генваря дайте работу… свеженькую. Денежек немало у меня на христиан вышло, не противно ли то будет Светлейшему Князю? А, правда, кажетца, по душам дешевле нельзя».

Опасения Суворова были напрасными — Румянцев высоко ценил его. Но излишняя суровость фельдмаршала заставляла впечатлительного генерал-поручика искать поддержки у добросердечного Потемкина. Именно ему предназначались письма, адресованные Турчанинову. Красноречива приписка к посланию от 19 сентября: «Вышний Боже! Что я Вам могу отвечать на Ваше письмо от 21 ч. августа. Всякого рода одна благодарность мала. Моя — за границей! Нет, жертва самого себя! Остатки последней моей рабской крови не могут отплатить пролитием их на алтарях матери вселенной! Томящуюся в болезни, чреватую жену, равно мою девчонку, себя — забываю, помня себя только в единственной части — высочайшей службы, где бы она ни была, хоть в бездне океана. Бог да подкрепит мои силы».

Это был отклик на сообщение Турчанинова о высокой оценке Потемкиным и самой Екатериной деятельности Суворова в сложных крымских обстоятельствах. В награду генерал получил украшенную бриллиантами золотую табакерку с портретом императрицы и надписью: «За вытеснение турецкого флота из Ахтиарской гавани и от крымских берегов».

Александр Васильевич отпросился у Румянцева в отпуск, чтобы навестить в Полтаве свое семейство, о судьбе которого сильно беспокоился. Варвара Ивановна, перенесшая тяжелый приступ лихорадки, родила мертвого мальчика.

Двадцать третьего февраля 1779 года Суворов донес Румянцеву о личном осмотре старых и новых укреплений от Кубани до Астрахани: «На Кубани, Сиятельнейший Граф! точно тихо… Ногайские и крымские поколения силою укреплениев в узде. Светлейший Хан, сколько ни гневен и непостоянен, более жалок по бедности его». Можно только поражаться рвению и энергии Суворова, которому шел 49-й год. По зимним дорогам он преодолел более двух с половиной тысяч верст.

Помня выговор за несвоевременное возвращение из отпуска, Суворов испрашивает дозволения посетить жену и дочь на Святую неделю: «Вашему Сиятельству осмелюсь о себе прибавить, что, ежели обстоятельства службы дозволят, мог бы я краткое время около Святой недели побывать в Полтаве и, буде далее, то с каким, но не толь обширным объездом, ежели б в том усмотрел нужду». Но он не поехал в Полтаву. Беда пришла, откуда Суворов менее всего ожидал. Он узнал об измене жены.

Соблазнителем Варвары Ивановны оказался сын двоюродного брата Суворова, секунд-майор Николай Сергеевич. Он начал служить у своего дяди еще со времен борьбы с конфедератами, был тяжело ранен. Александр Васильевич продвигал племянника по службе, хлопотал о нем перед Потемкиным, а Николай отплатил злом за добро.

Варвара Ивановна с дочерью отправилась в Москву к матери. Сестра тещи Суворова графиня Екатерина Михайловна Румянцева писала мужу 25 июня: «Суворова жена приехала в Москву. Я ее не видала, а по письмам, что сестра ко мне писала, думаю, что они с мужем в худом положении. Правда ли это, что он так спился, что всякий час пьян?»