Суворов и Потемкин - [43]

Полевой отдавал предпочтение не документам, которые, к слову сказать, были мало известны, а устным преданиям — анекдотам. Вот Суворов беседует по-немецки со скромно одетым австрийским офицером. «Знаете ли вы меня?» — спрашивает австриец. «Не смею сказать, что знаю,— улыбаясь, отвечает Суворов и прибавляет шепотом, — говорят, будто вы Император Римский!» «Я доверчивее вас, — отвечает Иосиф,— и верю, что говорю с русским фельдмаршалом, как мне сказали». А вот другой анекдот: Суворов катается на лодке по Днепру. В лодке императрица. Когда лодка подходит к берегу, Суворов, якобы узнавший о том, что завистники хотят уволить его из армии и распустили слух о его дряхлости, так ловко выпрыгивает на берег, что вызывает восхищение Екатерины. «Ах! Александр Васильевич! Какой вы молодец!» — восторгается императрица. «Какой молодец, матушка! Ведь говорят, будто я инвалид?» «Едва ли тот инвалид,— возражает царица, — кто делает такие сальтомортале!» «Погоди, матушка, еще не так прыгнем в Турции!» — бодро отвечает Суворов. Полевой повествует и о том, как после полтавских маневров императрица спрашивает Суворова, чем наградить его за труды. «Ничего не надобно, матушка, давай тем, кто просит,— ведь у тебя таких попрошаек чай много?» — отвечает Суворов. Екатерина настаивает, и тогда генерал-аншеф после заминки просит заплатить его долг квартирному хозяину. На вопрос, много ли он задолжал, следует неподражаемый суворовский ответ: «Много, матушка,— три рубля с полтиной!» Императрица приказывает заплатить, а Суворов рассказывает всем о том, что промотался, да хорошо — матушка платит! [63]

Здесь трудно отделить правду от вымысла. Анекдоты, несомненно, доносят живые черты такой оригинальной личности, как Суворов. Но несомненно также, что в них много вымысла. Накануне войны никто не собирался исключать из армии Суворова. Вполне возможно, что Суворов позволял себе вольности в разговорах, но обвинять публично придворных в попрошайничестве в торжественную минуту на Полтавском поле — этому невозможно поверить. Не случайно Петрушевский в своей монографии опустил все упомянутые Полевым «подробности». Однако советские авторы книг о Суворове повторяют эти анекдоты без малейшего сомнения, и приходится читать, как Суворов после «кременчугских маневров», «запыленный, в легкой каске и солдатской куртке» подлетает на коне к императрице. «Чем наградить вас?» — спрашивает довольная Екатерина. Следует ответ о попрошайках-придворных, о трехрублевом долге за квартиру и т. д. [64] Но ни один из этих авторов не воспользовался рассказами Ильи Осиповича Попадичева — столетнего суворовского ветерана, записанными в 1854 г. в Пятигорске одним из офицеров, служивших на Кавказе. Участник штурмов Очакова, Измаила и Праги, участник Итальянского и Швейцарского походов, Илья Осипович бесхитростно передает подробности своей ратной службы под знаменами любимого полководца. В его рассказах встречаются ошибки и неточности. Но память у старого солдата крепкая. Попадичев называет имена своих полковых командиров, пересказывает слово в слово «Науку побеждать», подтверждая сведения о том, что Суворов требовал от своих подчиненных заучивать написанную им «солдатскую азбуку». Рассказы Попадичева были опубликованы первый раз в 1895 г. и не попали ни в книгу Полевого, ни в монографию Петрушевского, хотя последний в примечаниях ко второму изданию своего труда упомянул о воспоминаниях ветерана как о редком и ценном источнике.

В 1787 г., как рассказывает Попадичев, он служил в Смоленском драгунском полку. «Во ожидании приезда Императрицы мы занимали форпосты на турецкой границе, близ устьев Днепра и Буга... Однажды в прекрасный летний вечер мы стояли на форпосте... Кашица на ужин была готова. Мы уселись в кружок вечерять, как вдруг к нашему бекету (пикету.— В.Л.) подъехал на казачьей лошади, в сопровождении казака с пикой, просто одетый неизвестный человек в каске и кительке, с нагайкой в руках. Он слез с лошади, отдал ее казаку и, подойдя к нам, сказал: "Здравствуйте, ребята!" "Здравствуйте",— просто отвечали мы, не зная, кто он такой. "Можно у вас переночевать?" "Отчего не можно? — можно". "Хлеб да соль вам", "Милости просим к нам поужинать". Он сел к нам в кружок; мы подали гостю ложку и положили хлеба. Отведав кашицы, он сказал: "Помилуй Бог, братцы, хорошая каша". Поевши ложек с пять, не более, говорит: "Я тут лягу, ребята". "Ложитесь",— отвечали мы. Он свернулся и лег; пролежал часа полтора, а может и меньше; Бог его знает, спал ли он или нет, только после встал и кричит: "Казак, готовь лошадь". "Сей час!" — ответил казак так же просто, как и мы. А сам подошел к огоньку, вынул из бокового кармана бумажку и карандаш, написал что-то и спрашивает: "Кто у вас старший?" "Я!" — отозвался унтер-офицер. "На, отдай записку Кутузову и скажи, что Суворов проехал!" И тут же вскочил на лошадь: мы все встрепенулись! Но покуда одумались, он был уже далеко, продолжал свой путь рысью к форпостам, вверх по Бугу. Так впервые удалось мне видеть Суворова. Тогда у нас поговаривали, что он приехал из Петербурга или из Швеции»