Сувенир, или Кукла на цепочке - [2]

Белинда, двадцатидвухлетняя блондинка, парижанка, полуфранцуженка-полуангличанка, сейчас выполняла свое первое задание. Для меня она пока что была вещью в себе — не загадкой, а просто незнакомкой. Когда французская сыскная полиция прикомандировывает к вам одного из своих агентов, как в случае с Белиндой — его сопровождает всеобъемлющее досье, в котором не упущен ни один факт биографии, ни из прошлого, ни из настоящего. В плане личного опыта я понял, что Белинда не испытывала почтения — не говоря уже о благоговении — которое молодое поколение должно испытывать к старшим по возрасту и по профессии, то есть, в данном случае — ко мне. Правда, с другой стороны, она выглядела спокойной, находчивой и деловой, что вполне компенсировало любую сдержанность, с которой она относилась к своему руководителю.

До нашей поездки ни одна из девушек не бывала в Голландии, это обстоятельство и послужило главной причиной того, что именно они сопровождали меня. Кроме всего прочего, прелестные молодые девушки встречаются в нашей далеко не прелестной профессии гораздо реже, чем меховые шубы в Конго, и соответственно, есть почти полная гарантия, что они не привлекут внимания преступных элементов.

Наконец самолет коснулся земли, шасси выдержали и не рассыпались на кусочки, поэтому, открыв глаза, я стал размышлять о более насущных проблемах. Дюкло… Джимми Дюкло ждет меня в аэропорту Скипхол и должен сообщить мне нечто важное, не терпящее отлагательств. Настолько важное, что исключалась пересылка в зашифрованном виде по обычным каналам и настолько срочное, что нельзя было ждать содействия дипкурьера из нашего посольства в Гааге. Я не думал о том, что собирался сообщить мне Джимми Дюкло — все равно через пять минут я это узнаю. И я знал, что информация будет именно той, которая мне нужна — источники Дюкло были безупречны, а сама информация достоверна на все сто. Джимми Дюкло никогда не ошибался, по крайней мере в такого рода делах.

Лайнер замедлял ход, и я увидел, как сбоку, из-за главного корпуса выползает трап, готовясь принять пассажиров.

Я отстегнул ремни, поднялся, мельком взглянул на девушек и, ничем не выдавая нашего знакомства, направился к выходу, не дожидаясь полной остановки самолета — маневр, не одобряемый персоналом авиалиний, а в данном случае и пассажирами, всем своим видом подчеркивавшими, что я просто тупоголовый и грубый мужлан, не желающий считаться с остальным страдающим и соблюдающим очередь человечеством. Я игнорировал их взгляды. Я давно уже осознал, что на роду мне не написана большая популярность, и вполне с этим смирился.

Правда, стюардесса мне улыбнулась, но это не было вызвано ни моей внешностью, ни личными достоинствами. Люди улыбаются, если им внушают либо интерес, либо опасения, либо то и другое одновременно. Дело в том, что всякий раз, когда мне приходится летать — исключая полеты во время отпуска, что случается раз в пять лет — я вручаю стюардессе маленький запечатанный конвертик для, передачи пилоту, а тот, как и любой другой, стараясь произвести впечатление на хорошенькую девушку, доверительно сообщает ей содержание вложенной в конверт бумаги: стандартная песня насчет того, чтобы мне оказывалось всяческое содействие в любых обстоятельствах. Откровенно говоря, это почти никогда не оказывается необходимым — разве что обеспечивает безупречное и быстрое обслуживание во время завтрака, обеда и у стойки бара. Зато другая привилегия, которой пользовались все коллеги и я, была чрезвычайно полезной — свобода от таможенного досмотра, как у дипломатов. Как раз это было весьма кстати, ибо в моем багаже обычно находится пара отличных пистолетов, небольшой, но хорошо подобранный комплект хитроумных отмычек и еще кое-какие опасные штучки на которые иммиграционные ведомства развитых стран смотрят весьма неодобрительно. Никогда не беру с собой оружия в салон самолета, ибо, не говоря уже о том, что его случайно может заметить сосед по креслу и поднять никому не нужную тревогу, только сумасшедший будет стрелять в, герметичном салоне современного самолета. Это, кстати и объясняет поразительный успех угонщиков самолетов: взрыв в герметизированном пространстве обычно приводит к фатальным последствиям.

Дверь самолета открылась, и я ступил на трап. Двое или трое служащих аэропорта вежливо посторонились, когда я проходил мимо них, направляясь к выходу из туннеля, спускавшегося на площадку, к двум движущимся навстречу друг другу эскалаторам, привозящим и увозящим пассажиров.

В конце дорожки, бегущей от самолета к зданию, лицом ко мне стоял человек. Среднего роста, сухопарый и далеко не симпатичный. У него были темные волосы, изборожденное морщинами смуглое лицо, холодные глаза и узкая щель там, где полагается быть рту. Я бы не хотел, чтобы такой тип являлся с визитами к моей дочери. Но одет он был весьма респектабельно: черный костюм и черное пальто, а в руке — хотя это, конечно, не критерий респектабельности — покачивалась большая и явно новенькая сумка, из тех, которыми авиакомпания снабжает своих пассажиров.

Однако меня мало волновали несуществующие поклонники несуществующих дочерей. Я дошел до того места, откуда был хорошо виден доставлявший пассажиров эскалатор к самолетам на ту площадку, где я находился. На дорожке стояло четверо, и я сразу узнал первого. Высокого худого человека в сером костюме, с узкой полоской усов над верхней губой, внешне похожего на преуспевающего бухгалтера — Джимми Дюкло. Сперва я подумал, что он считает свои сведения настолько важными и срочными, что решил перехватить меня прямо при выходе из самолета, потом подумал, что для этого он, должно быть, подделал полицейский пропуск, желая встретить меня на аэродроме — это было вполне правдоподобно, Джимми слыл мастером всяких подделок. И, наконец, я подумал, что было бы вежливо по-дружески помахать ему в знак приветствия. Что я и сделал. Он тоже помахал в ответ и улыбнулся.