Суть времени, 2013 № 14 - [14]

— создавали, закладывая в машину одну суперпрограмму, призванную управлять действием всех остальных программ. Суть этой суперпрограммы в том, что коммунизм — это новая религия. И бороться с ним надо именно как с религией.

А теперь надо разобраться, какой именно опыт борьбы с религиями задействовался для создания этой самой «суперпрограммы».

Об этом в следующей статье.

Классическая война

Доктрина революционной армии

Большевики великолепно знали и активно использовали опыт Великой французской революции для решения задач Великой Октябрьской революции и Гражданской войны

Юрий Бардахчиев

Первая мировая война обозначила окончательный крах Российской империи — ее социально-политического устройства, ее экономического базиса, ее национальной, культурной, религиозной политики. И конечно, наиболее ярко этот крах проявился в отношении русской армии, все три с половиной года войны проливавшей кровь непонятно за чьи интересы.

Февральская буржуазная революция, казалось, ответила на этот вопрос, заявив, что власть в стране принадлежит теперь народу, а значит, война идет именно в его интересах. Но реального решения назревших социально-экономических проблем, прежде всего, проблемы социальной справедливости, народ так и не получил. А значит, вновь почувствовал себя обманутым.

Что касается армии, то введение Временным правительством новых и с виду отчаянно демократических правил — выборности командиров, отмены военно-полевых судов, отмены военной цензуры и т. п. — только усилило разложение армии. С одной стороны, эти правила серьезно подорвали дисциплину и военную субординацию, без которых воевать невозможно, а с другой стороны, сделали массовым бегство солдат с фронта. Всем надоела война с непонятными целями, все стремились домой в надежде получить, наконец, землю и вернуться к мирной жизни. Ставка полнилась сообщениями с мест о «полном упадке военного духа среди значительной части солдатских масс», их «ярко выраженном желании скорейшего заключения мира», о «недоверии офицерам, призывающим к исполнению воинского долга и продолжению войны до почетного мира».

Говоря словами Ленина, сложилась та самая революционная ситуация, когда верхи больше не могли управлять по-старому, а низы не могли жить по-старому.

Именно Октябрьская революция решила задачу создания общества социальной справедливости. Но мало было создать такое общество, приняв соответствующие декреты и указы, — его надо было практически реализовать, сломив сопротивление внутренней контрреволюции и внешней интервенции. А для этого была нужна новая революционная армия. В октябре 1918 года, когда угрозы новой власти надвигались со всех сторон, Ленин сказал: «Всякая революция лишь тогда чего-нибудь стоит, если она умеет защищаться».

Но как было подступаться к решению этой задачи, которую никто прежде не решал, — к созданию армии на абсолютно новых принципах, с новым командным составом, новым подходом к военной стратегии и тактике? Единственным примером такого рода в истории был пример создания новой армии в эпоху Великой французской революции.

Здесь стоит на время отвлечься ради обсуждения одного важного и интересного вопроса.

Конечно, большевики великолепно знали и активно использовали опыт Великой французской революции для решения задач Великой Октябрьской революции и Гражданской войны. В том числе, и в отношении формирования армии нового типа. Однако знать опыт и воспроизводить его — абсолютно разные вещи. Совсем другая эпоха, другая ментальность народа, другие традиции армии, наконец, другая общественно-политическая ситуация. Казалось бы, прямого воспроизведения опыта Французской революции в строительстве армии русской революции добиться невозможно, да и, насколько мне известно, руководители русской революции его и не добивались.

Но здесь-то и кроется самое интересное. Сравнивая этапы, направленность и ход военного строительства французской революционной армии и Красной Армии, созданной декретом 1918 года, приходишь к поразительному выводу об их огромном сходстве — от общих тенденций до мелких порой деталей.

Что было этому причиной — пресловутая полумистическая «логика революции» или гораздо более реальное стечение сходных военно-политических обстоятельств — сказать трудно. Но факты говорят о том, что такое удивительное совпадение существовало. И рядом русских и западных исследователей после 1917 года это сходство было обнаружено и описано.

Попробуем проследить, как происходило создание новой французской революционной армии, впоследствии под руководством Наполеона ставшей лучшей армией Европы (и потерпевшей поражение лишь от русской армии). И параллельно — как кристаллизовалась армия революционной России, через два десятилетия с небольшим ставшая, без сомнения, лучшей армией мира, победительницей фашизма.

Импульсом, который потребовал создания новой революционной армии и во Франции конца XVIII века, и в России начала XX века, было сопротивление контрреволюции. В случае Франции это были жирондисты, вставшие на путь террора против якобинцев, в случае России — монархические и белогвардейские мятежи, включая мятеж чехословаков. Еще больше сходства добавляли крестьянские восстания против новой власти — соответственно, в Вандее и на Дону. Наконец, и во Франции, и в России внутренняя контрреволюция была поддержана вооруженной иностранной интервенцией.