Суть времени, 2012 № 08 - [29]

Диффузные сепаратистские войны

Возрождение казачества или новый регионалистский бренд?

Двусмысленность, а иногда и откровенная провокационность «возрождения местной традиции» в такой сепаратистской форме порождает вопрос — сознательно ли власть участвует в этом процессе?

Эдуард Крюков

Сначала 1990-х годов мы наблюдаем процесс, иногда ведущий к диффузной сепаратистской войне. В ситуации ослабления «вертикали власти», отсутствия объединяющей общенациональной идеи и образа Будущего, приемлемого для большинства населения страны, часть региональной элиты в автономном режиме начинает обустраивать жизнь на «подведомственной ей территории». Для этого под видом «возрождения народных традиций» реанимируются и трансформируются различные исторические сюжеты, подходящие для создания яркого «нового бренда» региона. С этой же целью из одной группы населения России, объединенной в прошлом общим местом расселения и образом жизни, конструируется новая «идентичность» — якобы новый народ, претендующий на «свою территорию и ресурсы». А затем наиболее продвинутые представители этой «новой общности» высказывают претензии на создание самостоятельного государства.

В большинстве случаев региональные власти или сами активно участвуют в этом «возрождении» или, вяло отдавая дань традиции, не мешают реализации подобных инициатив. Двусмысленность, а иногда и откровенная провокационность «возрождения местной традиции» в такой сепаратистской форме порождает вопрос — сознательно ли власть участвует в этом процессе, явно провоцирующем регионализацию, или ее ловко используют?

Мы уже наблюдали этот процесс в попытках части элиты Архангельской области возродить «поморский миф». Отдельные черты этого процесса просматриваются и в таком явлении российской жизни последних 20 лет, как возрождение казачества.

Сразу оговорим, что возрождение народных традиций несет в себе позитивный заряд, если оно работает на усиление государства, и не имеет ничего общего ни с осквернением нашей истории, ни с угрозой территориальной целостности страны. Мы относимся предельно позитивно к любым вариантам возрождения традиций служилого казацкого сословия — всего лишь с одной оговоркой. Нельзя допустить, чтобы благородное дело возрождения казачьих традиций было использовано для того, что именуется «национально-государственным самоопределением казачества», то есть, по сути, сначала обособлением, а потом и отделением казачества от России. Мы знаем, что такая опасная тенденция существует, и категорически отказываемся приравнивать ее к благородному делу возрождения казацких традиций, мы одновременно считаем невозможным замалчивать все то, что эту благородную традицию извращает.

Еще в годы перестройки началось воссоздание казачьих войск (объединенных в июне 1990 года в Союз казаков России) и общественных организаций.

Одним из ярких эпизодов распада СССР стало самопровозглашение в ноябре 1991-го т. н. Союза казачьих республик Юга России (Донская, Терская, Армавирская, Верхне-Кубанская). Это объединение претендовало на статус новой союзной республики в готовящемся и несостоявшемся тогда Союзе Суверенных Государств (ССГ).

В рамках Российской Федерации эта инициатива не получила дальнейшего развития, как и идея провозглашения независимой «Донской казачьей республики», не раз возникавшая в публичном пространстве. Так, в марте 1993 года с таким лозунгом собралась группа казаков перед зданием областной администрации в Ростове-на-Дону.

С 2008 года в Ростовской области действовала незарегистрированная организация «Донская казачья республика» (ДКР). Ее участники разработали проект «Конституции майдана ДКР» и свое т. н. судебное законодательство. В 2009-м лидер организации ДКР атаман А. Юдин на съезде казаков, состоявшемся в станице Старочеркасской, заявил: «В ближайшее время мы определим границы государства, подготовим правовую базу и будем добиваться признания в ООН».

Несомненно, казачество обладает большим государственническим потенциалом, и процессы его возрождения нельзя сводить только к вышеназванным сепаратистским тенденциям. Недаром в последние 20 лет одновременно с образованием различных общественных организаций и обществ казаков на государственном уровне отрабатывался механизм по «привлечению членов казачьих обществ к государственной и иной службе». В результате возникли одиннадцать Войсковых казачьих обществ (реестровое казачество), сотни «нереестровых» общественных казачьих организаций, казачьи кадетские корпуса и классы в средних общеобразовательных учреждениях. По разным оценкам, общая численность казачества колеблется от двух до семи миллионов человек.

Но, как и 20 лет назад, дело не ограничивается «возрождением культурных традиций», военно-патриотическим воспитанием подростков, привлечением казаков к государственной службе (как, например, патрулирование улиц и охрана общественного порядка). Часть региональной элиты по-прежнему пытается использовать возрождение казачества отнюдь не для укрепления государства. На это, в частности, указывают события, происходящие в ходе так называемой либерализации российской политической жизни.