Суть острова - [45]

— Благодарю вас. До того, как приедет суд и расправа, смогу ли я говорить в течение половины минуты?

— Чего?

— Еще раз благодарю вас за внимание. Вот эта девушка…

— А что он на меня пальцем показывает… Господин Ро…

— Цыц. Да, я слушаю вас?

— Я спросил у вашей сотрудницы, где у вас отдел закупок, чтобы предложить небольшую партию обуви.

— Так.

— Девушка не пожелала со мной разговаривать, предпочтя мне вон того юношу… — Сигорд показал сквозь стекло в глубину магазина.

— Это неправда!

— Помолчи, я сказал! Дальше?

— Это правда. Что, мол, у вас тут только продают, вы сказали, а где отдел закупок — вы не знаете. Разговор на этом по вашей инициативе оборвался, а я остался один как перст, с протянутой рукой. В которой, замечу, был образец пресловутых ботинок. Каковые тут же и были куплены неизвестным юношей у меня с рук.

— Но вы знаете, что продажа с рук категорически запрещена в нашем магазине.

— Как и в любом нормальном. Да, знаю.

— Тем более, раз знаете. А что же вы тогда?

— Я же говорю: случайность. И обратился я именно не к покупателю, а к продавцу, в надежде получить справку.

— Да, я это уже слышал. Где ботинки?

— Ботинки? Те уже ушли, а которые на мне, точно такие же, вы уж извините, я с себя снимать не буду. Могу новые принести, к вам в отдел закупок.

Все четверо, включая Сигорда, опустили взгляд к полу и посмотрели на его ботинки. Он даже приподнял брючину, чтобы лучше было видно, но не слишком, а то носки… Поменять надо носки.

— Ну, принесите.

— Да, но к кому обращаться? Чтобы как сейчас не получилось?

— Обратитесь к охране, они меня вызовут, и я вас отведу в интересующий вас отдел. Родригес Виталле меня зовут. Старший менеджер. А проще говоря — директор этого магазина.

— А меня Сигорд.

— До свидания, господин Сигорд. Приходите еще, но больше так не делайте, как сегодня.

— Но я же…

— Извините, мне пора работать. Так. Ты смотри здесь получше и почетче, не щелкай клювом. А ты… Виолетта тебя подменит, а ты ко мне в кабинет.

Девушка заплакала, размазывая тушь по жирным щечкам, но Сигорду некогда было ее жалеть, или злорадствовать, он торопился домой, считать и думать.

* * *

— Долго мы так стоять будем? Почему все красный горит? Сам, что ли, едет?

— Нет. Господин Президент на Северном побережье изволят принимать участие в фестивале цветов, к тому же на катафалке он пока не ездит. Вон, везут.

— Ох ты! А кто это?

— Какой-то воротила. Лауб, Хренауб… нас, небось, так хоронить не будут.

— Ну и что? Там уже без разницы, какую для тебя музыку заказывают, и кто за нее платит. Лимузин за лимузином! Славные поминки будут нынче. Вот бы за таким столом посидеть, позакусывать!

— На фиг! Лучше я копченой макрели поем да пивом запью, но весело, чем черную икру на похоронах давить с кислой мордой.

— А где он ворочал-то? Нефть, золотишко?

— Кто его знает, я свечку не держал. Вроде бы строил чего-то.

— Угу, как сейчас строят, так лучше бы еще раз подох. У меня брат с женой жили себе, жили, не тужили, на пятом этаже, на солнечной стороне, даже залив был виден. Ха! — пятно застройки обнаружилось вместо сквера под окнами, бамс! — двадцатиэтажку возвели вместо кленов. Теперь как в могиле, даже днем электричество жгут.

— Сволочи.

— Хуже того. Только кровь сосать из простого человека! Проехали, слава те господи, зеленый.

* * *

Зеленый — значит можно дорогу переходить, не опасаясь, что тебя задавят вместе с кусочком счастья в груди, который пригрелся аккурат между сердцем и рулончиком из двух заветных бумажек. Сигорд вполуха слышал, о чем говорили два мужика, стоящие рядом с ним на перекрестке, но ему и в голову не могло придти, что судьба умершего господина Лауба каким-то образом тесно переплетена с судьбою заброшенного дома, того, который дал ему приют в самую отчаянную зиму его, Сигорда, жизни. Умер человек и умер. Где-то что-то как-то застопорилось, а нечто иное в ход пошло — ему-то какое до всего до этого дело? Что-то нужно с обувью делать, не носить же эти, по двести талеров пара, он пока еще не господин Лауб! В том смысле, что он пока еще не богатый, но зато живой.

Двести талеров! Вроде бы и не так много, но — неожиданно! А если умножить двести на… Ого! Стоп. Стоп, стоп, стоп, стоп. Не надо далеко разгоняться мечтами. Сегодня он не пойдет ни в какой магазин, а будет перетаскивать обувь домой. Носить и сортировать, и очищать от пыли и грязи, обтирать, обминать, выравнивать. Шнурки если надо будет погладить — выгладит все до одного! Лишь бы…

Двадцать две пары обуви наносил домой Сигорд, поймав на себе даже пару косых взглядов от соседей. Но мешок у него цивильный, вернее сказать — рюкзак с алюминиевой рамкой под спину, мало ли что он в нем носит? Чудаков на свете — пулеметом не проредить, так быть может он — один из них. Платит? — Платит. Пачкает, мешает, шумит? Нет. Чем противозаконным занимается? Опять же докажите. Вот и коситесь, сколько хотите, в спине дыру все равно не протрете.

На следующий день поход в магазин и разговор с Родригесом Виталле получился далеко не таким триумфальным, как это мечталось: во-первых, ему пришлось ждать минут сорок, пока для него найдут время. Во-вторых, магазин, в лице господина Виталле, наотрез отказался авансом покупать обувь у Сигорда: только на реализацию могут взять. Да и то — две пары. Расчет — по реализации. Если в течении десяти дней по заявленной цене покупки не будет — автоматическая уценка в двадцать процентов. Если еще десять дней впустую — еще двадцать процентов. Комиссия при продаже — те же двадцать процентов. То есть, вы хотите выставить за двести — ваши сто шестьдесят, наши сорок. Что? Как угодно: на ваш счет в банке, либо наличными по расходному ордеру. Да, по документу, естественно…