Суть острова - [41]

Человечек ходил по чердаку, садился, ложился, спускался кипятить воду, вздыхал — шевелился, одним словом, вместо того, чтобы спать и не мешать чужой дреме. Это было очень похоже на боль в сердце: Дому, конечно же, сердца не полагалось, но он, по опыту долгой собственной жизни и нескольких поколений своих жильцов, знал, видел как оно болит и как от этого умирают люди… Он знал это и сейчас чувствовал свою боль, видимо, очень похожую на сердечную.

Утро встретили вместе, одновременно увидев розовое солнце на сером горизонте. Там же, над горизонтом, висели длинные и узкие туманы, а огромное солнце чудилось стеклянной елочной игрушкой, как если бы не оно тускло сияло сквозь облака, но наоборот — облака виднелись сквозь прозрачное светило. Сигорд попытался увидеть в розовом знобком рассвете доброе предзнаменование своим делам, Дом ничего не пытался, слишком ветхи и неповоротливы у него были думы, но ему вдруг стало тоскливее, чем даже в осеннее полнолуние, — он бы разрыдался, если бы умел, да плач — людской обычай.

И обоим не унять было дурных предчувствий, тоски и тревоги, однако у человека билось живое сердце в груди, а в сердце жила надежда.

Глава пятая, в которой главный герой восклицает про себя и по поводу бизнеса: «Не ждите чуда, молитесь сами!»

Два месяца Сигорд жил на новом месте, ничего не зарабатывая, а только тратя, и к середине мая почти обезумел от собственного мотовства. Пятьсот десять талеров вылетели из карманов только в уплату лендлордихе Пате, на бытовое обустройство ушло еще двести. Гардероб обновил — нитяные перчатки, да штаны с курткой, да теплые ботинки… Трусы, носки — по две пары… Шарф дешевый по случаю, шапка вязаная вообще даром досталась. Семьдесят талеров на тряпки ушло. Регулярный прием пищи — два, а то и три раза в сутки — двести талеров. Двести талеров на жратву, мама дорогая! Да раньше он пил на меньшие суммы! Итого за семьдесят пять дней проживания: девятьсот восемьдесят талеров! Именно что проживания — прожился, а не нажился. Сто двадцать талеров он срубил случайными заработками, из них бутылок на полтаху, то есть, сто бутылок собрал за семьдесят пять дней. Сто двадцать отнять от девятисот восьмидесяти — получится восемьсот шестьдесят. А в кассе убыль — восемьсот семьдесят два. Ну и куда, спрашивается, девались двенадцать талеров? Уворовать, вроде бы, никто не мог, стало быть, утекли меж пальцев, а то и вовсе потерялись из дырявых карманов. Разиня. Нет, дырок в карманах нет у него ни единой: Сигорд не шутя следил за прочностью одежды, редкий вечер иголке с ниткой не находилась новая работа: каждый шовчик, каждый рубчик, каждый сантиметр подкладки в куртке, в штанах… Глаза под вечер слезятся, так он и на ощупь ничего не пропустит. Вот, кстати, куда три талера-то закатились: новые катушки с нитками, иголок набор, наперсток и увеличительное стекло! Минус три — осталось девять невесть куда улетевших учетных денежных единиц. Раззява, транжира, лопух.

Сигорд порадовался тому, что за две минуты размышлений сумел сократить дефицит баланса в своем гроссбухе, но… Может быть он и не тратит особенного лишнего, однако расходует не просто деньги, а невосполняемый ресурс. Типа того, что наскочил чувак на золотую россыпь, черпает из нее горстями и лотками, живет не тужит — и все вроде бы суперзамечательно… как вдруг россыпь-то на исходе! Дальше что? Вот именно, вот он проклятый вопрос: где взять денег??? Да не просто бы добыть котлетку полусотенных или сотенных, а чтобы всегда, чтобы как прилив и отлив: каждый день, регулярно, до конца жизни! И чтобы вволю! Но сейчас бы и котлетка не помешала. Где взять эти проклятые золотые копи и рудники? Где? Все деньги — стервы.

Каждое утро Сигорд начинал с чая: за кружечкой горячего он себя настраивал на результат: сегодня, обязательно сегодня он найдет и придумает! Свалка велика, снега не предвидится, только искать и искать, находить и придумывать… Но дни шли за днями, вот уже устойчивый иней по утрам, а все придуманные варианты оборачиваются пшиком, а то и убытками. Сигорд однажды надыбал на свалке древесностружечные плиты, уговорил шофера, разгружавшегося рядом, довести груз до специального пункта, заплатил два червонца, угробил три часа времени, а в итоге и плиты не приняли, и денег лишился. Плиты пришлось бросить прямо на месте и древесные старьевщики из пункта, естественно, присвоили плиты за бесплатно…

Сигорд споткнулся и чуть было не разбил в кровь лицо о мерзлый грунт, но спас, а руки все же поцарапал, левую — так в кровь, теперь саднить будет. Вчера на этом же месте все в грязь растаяло, сегодня — камнем стоит и солнца не боится. В середине мая солнце, может быть, и светило, но уж никак не грелка. Сигорд носовым платком тщательно стер грязь с руки, он был бы готов и зализать ранку, лишь бы не воспалилась и так далее (Сигорд обремененный великим количеством старых болей и болячек, стал панически бояться появления новых), но во рту пересохло — надо было еще на завтрак кружечку принять… Что это за гроб на колесах, мама дорогая?! Военный грузовик-самосвал называется. Хорошо бы стратегическую ракету сюда бы вывалили: он бы на одном металлоломе поднялся бы в деньгах до конца года…