Суси-нуар. Занимательное муракамиедение - [63]

не называлось). Наверное, проще всего сказать так: он пишет о том, что в нас есть то, чего нет. Внутри у нас живет то, чем мы не являемся. Именно отсутствие себя порой приносит нам небывалые ощущения в жизни – и меняет саму эту жизнь:

Почему вдруг во мне это вспыхнуло? И почему не с тобой, а с другим? Понятия не имею. Знаю только, что сопротивляться этому чувству было невозможно, да я и не пыталась. Пойми: тогда мне и в голову не пришло, что я тебе изменяю. Мы словно сошли с ума на той гостиничной кровати. Скажу совершенно откровенно: мне никогда не было так хорошо. Нет, не просто «хорошо». Мое тело извивалось в горячей грязи, а рассудок впитывал и впитывал в себя наслаждение, пока, наконец, не грянул взрыв. Это было настоящее чудо. Может быть, самое прекрасное, что случилось со мною в жизни¹⁰².

Стремление к этому «чуду», доведенное до абсолюта, и ломает Кумико. В последнем письме мужу она рассказывает о бессчетных изменах и «грязи», в которую ее жизнь превратилась в итоге. Высосав все соки из Криты и прочих изнасилованных им женщин, Монстр Нобору Ватая растет, подпитывая сам себя, – и теперь тянет пальчики к ее нутру, чтобы окончательно завладеть миром[55]. И у нее самой уже не хватает сил, чтобы этому противостоять.

– Ты слышал историю про обезьян с дерьмового острова? – спросил я у Нобору Ватая. Тот без всякого интереса покачал головой. – Где-то далеко-далеко, за тридевять земель, есть дерьмовый остров. У этого острова нет названия. Просто он не стоит того, чтобы его как-то называли. Дерьмовый остров очень дерьмовой формы. На нем растут дерьмового вида кокосовые пальмы, приносящие дерьмово пахнущие кокосы. Там живут дерьмовые обезьяны, которые любят эти дерьмовые кокосы. Дерьмо этих обезьян падает на землю и превращается в дерьмовый грунт, из которого вырастают еще более дерьмовые пальмы. Получается такой замкнутый цикл.

Я допил кофе и продолжил:

– Глядя на тебя, я вдруг вспомнил эту историю. И вот что хочу сказать: всякая зараза, всякая гниль и мрак имеют свойство расти и размножаться сами по себе, подчиняясь своему внутреннему циклу. И как только процесс минует некую определенную стадию, остановить его невозможно. Даже если человек сам того захочет.

Как тут не вспомнить Гарри Геллера с его «вечной борьбой» Волка и Человека¹⁰³. Эта война в нас не кончится никогда, и не дай господь кому-либо в этой парочке вечных спорщиков до конца одолеть другого. Основное различие столь часто сравниваемых (и столь не любящих друг дружку) христианства и коммунизма – как раз в том, что Зло непобедимо по самому определению Зла[56]. Две силы должны быть равновеликими. И чтобы удержать их баланс, неплохо бы понять, с кем ты борешься, и взглянуть «этому некту» в глаза[57].

Но как это сделать, если он – Никто?

Вспоминаю чудный комикс про хулиганчика Калвина¹⁰⁴, что однажды подсмотрел в «Ёмиури». Пацан лежит ночью в постели, но не может заснуть – темноты боится. Выглядывает одним глазом из-под одеяла и дрожащим голоском спрашивает во мрак:

– Есть ли сегодня монстры у меня под кроватью?

Из-под кровати гнусный шепот:

– Нет… Спи спокойно.

Калвин, помирая от ужаса:

– А если бы они там были… то какого размера?

– Очень маленькие. Баю-бай.

– МА-А-МА!!!

Прелесть этой истории как раз в том, что художник нашел способ назвать Великого Никто по имени – так, чтобы мы догадались, кто это.

В «Хрониках» же Мураками находит для этого еще более мощные, кинематографические методы. Кто хочет отследить их получше – пусть ищет в романе, например, по слову «кожа». Это действительно интересное занятие. Я же выделяю три этапа Охоты на Монстра:

1. ОБНАРУЖЕНИЕ. Вначале мы нащупываем его у себя под кожей:

– Был бы у меня скальпель. Я резанула бы здесь, чтобы заглянуть внутрь. Там… не мертвая плоть. Там что-то похожее на саму смерть. Что-то темное и мягкое, как мячик для софтбола, – из омертвевших нервов. Хочется достать его из мертвого тела, разрезать и посмотреть, что внутри. Я все время думаю, на что это похоже. Может, оно все твердое, как засохшая зубная паста в тюбике. Как вы думаете? Только не отвечайте. Снаружи мягкое, дряблое, но чем глубже, тем тверже становится. Я вскрою кожу и вытащу эту дряблую штуковину, скальпелем и какой-нибудь лопаточкой полезу внутрь – чем дальше, тем больше твердеет эта слизь, – пока не доберусь до крошечной сердцевины. Она такая крошечная, как малюсенький шарик от подшипника, и очень твердая. Вам так не кажется? (Мэй Касахара)

2. УЗНАВАНИЕ. Монгольский солдат снимает с нас кожу живьем – и мы наконец узнаем, как Он выглядит:

Ни до этого дня, ни после не доводилось мне видеть более жуткого зрелища… – окровавленный кусок мяса, без единого лоскутка кожи. Самым страшным было лицо, превратившееся в кровавую маску, на которой белели, выкатившись, огромные глазные яблоки. Широченный оскал – будто он застыл в исступленном крике. На месте отрезанного носа виднелись только маленькие отверстия. (Разведчик Ямамото)

3. ИЗВЛЕЧЕНИЕ. Хирургические пальцы Нобору Ватая вынимают Его из нас:

Изнутри, из разверзшейся плоти, протискиваясь, выбиралось нечто, чего раньше я никогда не видела и не касалась. Большое оно было или маленькое – не знаю, но оно было мокрым и скользким, как только что родившийся ребенок. Абсолютно не представляю, что это было. Оно жило во мне с самого начала, а я об этом не знала. И вот он вытащил это из меня наружу