Сущность человека - [12]
«В Перу существовало чудесное коммунистическое государство…» [343, с. 34].
В отличие от Лафарга, Ленин всегда утверждал, что коммунизм — это общество, где не может быть государства. В «Государстве и революции» он категорически настаивал на том, что переход к коммунизму может происходить не иначе, как через отмирание государства, и что диктатура пролетариата, расчищающая обществу путь к действительной коллективности, с момента своего рождения воплощается в отмирающем государстве, в полугосударстве, — то есть в коллективе вооруженных пролетариев, осуществляющем политическое авторитарное управление (политическую власть) лишь по отношению к другим классам общества, а не к самим пролетариям, и перестающем осуществлять какую бы то ни было власть по мере исчезновения деления общества на классы. Однако и Ленин, противореча самому себе, ухитрялся протащить государство в коммунизм (точнее, в его первую стадию, в социализм) — хотя и делал это более тонко, изощренно, незаметно, чем Маркс и Лафарг. Вот что он написал практически в то же самое время, когда заканчивал брошюру «Государство и революция»:
«…социализм есть не что иное, как государственно-капиталистическая монополия, обращенная на пользу всего народа и постольку переставшая быть капиталистической монополией» [349, с. 192].
Государственно-капиталистическая монополия, как и вообще любая капиталистическая фирма, — это организация крайне авторитарная, сугубо иерархическая, доля коллективных отношений внутри которой невелика. Во всякой государственно-капиталистической монополии — так же, как и вообще во всякой капиталистической монополии — управляющее меньшинство по определению владеет рабочими силами управляемого большинства, отчужденными от последнего. Социализм же, то бишь первая стадия коммунизма, — это, как его определяли сами же Маркс и Ленин, есть общество, в котором средства производства находятся в общественной собственности; а значит, говоря нашим языком, внутри этого общества преобладают отношения коллективной собственности и коллективного управления производительными силами. Такое общество суть единый коллектив, владеющий и управляющий производительными силами. Формирование такого коллектива означает превращение всех начальников в полностью контролируемых, сменяемых в любой момент их же собственными подчиненными — а следовательно, не являющихся авторитарными собственниками рабочих сил этих подчиненных; если мы перечитаем «Государство и революцию», то увидим, что даже в пролетарском «полугосударстве» (которое Ленин мыслил как переходное к социализму образование, авторитарно управляющее остатками непролетарских классов) не может быть и речи об отчуждении рабочей силы от непосредственных производителей (иначе говоря, ленинское «полугосударство» ни в каком отношении, ни в какой степени не может быть государственно-капиталистической монополией). А поскольку начальники, ранее не контролировавшиеся или мало контролировавшиеся подчиненными, в массе своей никогда не бывают склонны добровольно расставаться со своей властью и связанными с нею привилегиями, то это значит, что одной из необходимых предпосылок начала формирования коллективистского (социалистического, коммунистического) общества является предварительное уничтожение всех авторитарных организаций, как политических, так и экономических>14. Иначе говоря, сколько ни пытайся «обратить» государственно-капиталистическую монополию «на пользу всего народа» — все равно, независимо от того, будет ли народу жить лучше или хуже, никакого социализма не получится, а сохранится такое общество, в котором одни люди владеют средствами производства, а также рабочими силами других людей, не причастных к собственности на свои же рабочие силы. Сохранится то общество, которое сами же Маркс, Ленин и их ученики называли классовым и эксплуататорским — и которому, как мы видели, противопоставляли перспективу действительно коллективного социалистического и коммунистического общества, где все владеют и управляют всеми.
Если считать, что в империи инков был коммунизм, а социализм — это «обращенная на пользу всего народа» государственно-капиталистическая монополия, то противопоставление коммунистического общества классовому утрачивает смысл, а борьба за социализм, к которой призывали Маркс и Ленин, оказывается всего лишь борьбой за замену одних господ другими. Тогда утрачивает смысл и понятие «отношения общественной собственности»: непонятно, зачем называть этим термином отношения авторитарной собственности, при которых к собственности и управлению причастно лишь меньшинство общества? Это выражение обретает научный смысл лишь в том случае, если употреблять его так, как мы предложили выше, — обозначая им отношения коллективной собственности, преобладающие во всем обществе. Отсюда следует, что ни о какой общественной собственности на средства производства и на рабочие силы, ни о каком социализме в СССР и других странах, где правили «коммунистические», «социалистические» и т. п. партии, не может быть и речи
