Суровый берег - [40]

Ирина села у окна. Она обрадовалась поручению и старательно вслушивалась в посвист бури. Но земляные стены жилья заглушали звуки, в оконце виден был только шуршавший по стеклу снег. Разглядеть что-нибудь еще мешал огонек лампочки, служивший маяком для находившихся на берегу.

Выстрелов она так и не услышала. Больше часа провела она в мучительном ожидании и, когда раздались под окном голоса, не выдержала и бросилась к двери.

— Тише, тише, — остановил ее комендант, пролезая в землянку и осторожно кладя кого-то на нары. Комендант был весь обсыпан снегом и с трудом выпрямил свою широкую спину.

За ним два бойца внесли девушку в ватных штанах и защитной куртке. Темные волосы, подрезанные до плеч, запорошены снегом, обветренный лоб и щеки — в пятнах машинного масла, как у тех шоферов, что лежали на полу. Это была девушка-водитель, до последней минуты пытавшаяся пробиться со своей машиной с эвакуированными. Некоторых из них внесли в землянку.

— Разотрите снегом, вскипятите побольше чаю, — сказал он Ирине. — Там три машины.

Отряхнув шапку и даже не погревшись, он снова ушел. За ним двинулись и проснувшиеся водители. Такой продолжительный отдых был для них небывалой роскошью.

Ирина теперь уже не думала ни о чем своем. Как тогда в палатке, когда возилась с обмороженным Комаровым, она нетерпеливо принялась хлопотать возле двоих спасенных. Она долго и усердно растирала девушке-водителю сперва руки, затем худые, побелевшие ступни ног, раздела ее, укрыла своим полушубком. Девушка скоро очнулась, приподняла голову, хотела что-то, как видно, спросить, но вместо этого застенчиво улыбнулась и так, с полуоткрытым ртом, заснула.

Через некоторое время комендант и водители доставили еще несколько человек. Некоторые из них шли сами, троих вели под руки. Более крепких поместили в соседней землянке.

Ирина вспомнила недавнюю дорогу в Ленинград, Борю и с болью глядела, на бледных, почти невесомых людей, разместившихся на узелках и тючках и жадно жующих выданный им в Коккарево хлеб.

Глава седьмая

Два дня прошло с тех пор, как на лесной просеке появились машины, доставившие необходимую помощь, а весь участок работ значительно преобразился. Вместо редких недружных огней горели большие костры, сложенные из сухих ветвей и смоляных корневищ, лязгал гусеницами трактор, оттаскивая тяжелые поваленные стволы, звенели десятка два пил. Бойцы продвинулись настолько далеко вперед, что сразу за один день пришлось менять место стоянки.

Больных Комаров отправил с грузовиками, и то только четверых, двое попросились остаться и уже поднялись с нар. Капитан отправил их на кухню помогать повару. Одно только сознание того, что в трудную минуту их не забыли, подняло настроение во всем отряде, а увеличение пайка и теплая одежда понемногу восстанавливали силы.

Конец работы уже был недалеко. Лес становился реже, деревья тоньше, в одном месте встретилась широкая поляна, на которой нужно было лишь расчистить снег.

— Кончаем, Сафроныч, — сказал однажды, возвратившись из разведывательного похода, Комаров и, сняв валенки, с наслаждением протянул ноги к печке. — Прогрызли.

Находясь все время на ветру и стуже, недоедая и недосыпая, Комаров похудел, обветрился, отчего светлые глаза его стали глубже, тоньше лицо и весь он казался помолодевшим. Даже почти не сутулился, хотя усталость порой была так велика, что он усилием воли заставлял себя подняться. Брился он теперь через день, а отросшие волосы уже не торчали вверх, как у школьника, а падали темными прядями на лоб, прикрывая шрам.

— А честно признаться, я боялся… — продолжал Комаров, поворачивая перед огнем портянки. — Да и ты, Сафронов, тоже. Все было против нас: и математика, и голод, и холод.

Политрук не отвечал. Выбрав свободную минуту, он что-то записывал у себя в книжке.

Комаров был возбужден, ему хотелось поговорить, что случалось довольно редко, но Сафронов не слушал.

— Сафронов, — сказал наконец капитан, видя, что политрука не проймешь. — Я думаю, что в другой раз нельзя посылать Рахимбекова. Где он застрял? Опять его там кто-нибудь мобилизовал? Александров его не видел, шоферы тоже.

Сафронов поднял голову.

— Я тоже, Комаров, не понимаю, — сказал он серьезно и сразу же, словно продолжая начатый разговор. — У Асафа сердце горячее, но он знает, что нам тут туго. Видимо, генерал задержал.

Это предположение было наиболее правдоподобным, потому что, зная Рахимбекова, ничем обычным его затянувшееся отсутствие Комаров объяснить не мог.

— Пожалуй, что так, — согласился он усмехаясь. — Наверное, генерал приедет сюда вместе с ним. Асаф, чего доброго, сегодня еще его притащит. Ну, уж дам ему… Александров говорил, что Климов должен вот-вот явиться. Нужно встречать, Сафронов.

Он намотал невысохшие портянки, обулся и, забыв об отдыхе и желании поговорить, пошел с политруком проверить работы и осмотреть жилье. Начальство всегда найдет какой-нибудь непорядок. А Климов крутой на этот счет генерал.

До самого обеда они ходили по просеке, заглядывали в шалаши и палатки, кое-где Комаров приказал побольше раскидать снег. С половины дня начинало метелить, протянулись сыпучие снеговые косы.