Суровые будни (дилогия) - [6]

2 ноября 1942 года, на рассвете, штурман гвардейского полка капитан Омельченко летел на разведку к Алагиру. Не долетев до передовой десяти километров, он заприметил в зарослях карагача, возле селения Гизель, танки. Возможно, он не придал бы этому значения. Мало ли где у переднего края скапливаются танки. Но танков было много, и они были так тщательно замаскированы, что Омельченко насторожился и каким‑то шестым чувством опытного разведчика ощутил неладное.

Он опустился ниже и сделал круг над зарослями. Подозрение еще больше усилилось, когда на обочинах размытых затяжными осенними дождями дорог он увидел свежие следы танковых траков. Следы вели к немецкой передовой.

Штурман знал, что советских танковых подразделений на этом участке нет. Откуда же их за ночь так много взялось? Решив получше рассмотреть их, он вернулся назад к Гизелю и был встречен огнем. Сомнений не было – в нашем тылу немецкие танки. Выхватив из планшета карандаш, Омельченко поставил на карте точку и помчал обратно на базу.

В штабе к его донесению отнеслись скептически. Настолько все не вязалась с имеющейся обстановкой, что командир полка майор Волков стал в тупик. Штабные офицеры позволили себе даже поиронизировать по адресу штурмана. Однако его настойчивые требования заставили командира полка сообщить результаты разведки генералу. Спустя час, другой разведчик – комиссар полка Грабов подтвердил донесение. Одновременно дивизией была получена шифровка из штаба фронта.

Положение было настолько серьезным, что командующий фронтом бросил в прорыв резервную бригаду. В десять часов утра авиацию подняли в воздух, эскадрильи самолетов устремились к Гизелю.

Оленин, следуя совету Бороды, вошел в кабинет генерала Гарина после всех, когда прием был окончен и летчики, с которыми он прилетел, занятые наблюдениями за воздухом, забыли о нем. Только когда подошла дежурная машина и вновь прибывшие полезли с вещами в ее кузов, на крыльце появился расстроенный Оленин. В ответ на приглашение Бороды скорее садиться покачал головой и помахал перед собой какой‑то бумажкой.

– Еду в Грозный. Если выдержу испытания в барокамере, завтра вернусь. Решение генерала! – крикнул он.

Зная, что в барокамере врачи будут проверять выносливость летчика при подъеме на высоту, Остап пожелал Оленину выдержать все испытания, перекрыть все высотные рекорды.

Спустившись в крутую балку, машина повернула вправо и начала подъем. Навстречу попался санитарный автомобиль. Из открытого окна кабины высунулась русая девичья головка и с любопытством посмотрела на проезжавших.

Перевалив через бугор, летчики въехали на аэродром И на его обочине увидели лежавший на фюзеляже самолет. Несколько человек копали под ним землю. Впереди виднелись ряды каких‑то низких строений. Навстречу шагал человек в короткой меховой куртке, с огромным целлулоидным планшетом в руках. Он остановился и, прикрыв ладонью от солнца глаза, вглядывался в пассажиров. Худощавое, скуластое лицо его покрылось сеткой морщинок.

Шофер затормозил.

– Садитесь, товарищ капитан, подвезу!

Но человек в меховой куртке отказался и повернул к самолетам, выстроенным на стоянках.

– Кто это? – поинтересовался Остап.

– Штурман полка капитан Омельченко. Воздушный снайпер и разведчик, – важно ответил водитель.

Не успели прибывшие поставить в общежитии свои чемоданы и сложить вещевые мешки, как в помещение вошел довольно полный майор в кожаном реглане и тяжелых солдатских сапогах. Он поздоровался со всеми и коротко представился:

– Грабов. Комиссар полка.

Летчики зашевелились. В памяти промелькнул подбитый самолет, пролетевший над штабом дивизии. Вот он какой, Грабов!

Остап, не выдержав, спросил:

– Так это ваша машина лежит на животе за аэродромом?

– Да. Моя «звездочка».

– Как же вы на такой избитой машине летали?

– Как летал? Плохо летал. Раз подбили, значит летал плохо, – повторил Грабов.

Летчики переглянулись. А Грабов, чуть помолчав, добавил:

– Плохо потому, что добираться до базы на честном слове дело ненадежное. Это героизм кажущийся, как мне думается… Рекомендую избегать его…

– Вы что же, нарочно подставили машину под немецкие снаряды? – снова спросил Остап.

Грабов чуть заметно усмехнулся.

– Нарочно не нарочно, а причина проста: заход на цель построен был неправильно. Цель находится в узком ущелье, кругом теснота. Но радиус разворота «ила» все же позволяет делать более крутой левый поворот. А мы заладили с утра – правый да правый. Подставляем сами животы под огонь. Немец пристрелялся, вот и приходится расплачиваться за штамп. Вечером приходите на капе, я сделаю подробный разбор этого вылета. Коммунисты среди вас есть?

– Я, младший лейтенант Пуля, – сказал Остап.

– Младший лейтенант Борода, – пробасил Борода и, смутившись под внимательным взглядом Грабова, добавил: – кандидат…

– Ну хорошо. С вами я еще поговорю, когда вернусь с задания. Личные дела отнесите в штаб, майору Гудову. Командиру полка представитесь вечером, сейчас он в воздухе.

«Вот это комиссар!» – с восхищением подумал Остап и, подтолкнув Бороду локтем, показал глазами на Грабова и шепотом спросил:

– Как тебе нравится политинформация с самокритикой?