Суровая путина - [89]
Аниська приседает, говорит умоляюще солдату:
— Онуфрич, чего же ты?
Солдат отбрасывает руку — и вдруг медленно склоняется грудью на корму. Аниська с озлоблением смотрит на него. Но тот, не выпуская из рук гранаты, протягивает ее Аниське:
— Кидай ты… Я, кажись, раненый… Колечко зажми только… вот так… Ну?
На правой руке его чуть повыше локтя солдатская рубаха из зеленоватого сукна пятнится свежей кровью, кажущейся при солнечном свете нестерпимо яркой.
Аниська вскакивает и неумело бросает гранату. Оглушительный грохот рвет воздух, и кажется, — катер проваливается в пенистую воронку моря. Еще один громовой удар — и Аниська падает на колени. Что-то трещит у самого его уха. Потом неожиданная и четкая — такая, что слышен крик чайки, падает на море тишина…
……………………………………………………………………………………
Девять охранников были мгновенно разоружены мержановцами. Одного из них, чернявого красавца, раненного в голову осколком гранаты, снесли в тесный грязный трюм катера и бросили на нары.
«Казачка», точно птица со сломанными крыльями, безвольно покачивалась на волнах моря. Одна граната разворотила корму и повредила штурвал, другая вырвала часть правого борта.
У приморцев оказалось трое раненых, а один навсегда распрощался с майским солнцем и морем. Казачья пуля угодила ему в лоб, чуть повыше черной брови.
Охранников едва не растерзали. Аниське с трудом удалось уговорить рыбаков доставить охрану в хутор. Мержановцы требовали немедленного самосуда.
Наконец ватага Аниськи взяла верх: пихреца решили арестовать и отвезти в хутор Мержановский в качестве заложников.
Пять дубов во главе со «Смелым» двинулись к хутору Мержановскому.
На берегу, у хутора Мержановского, мятежников ожидала неистово ревущая толпа. Весть о пленении кордонников, об убийстве рыбака была неведомо кем уже принесена в хутор.
Пленников со связанными назад руками высадили на берег, толпа набросилась на них. Особенно озлоблены были женщины. Вооруженные винтовками рыбаки из Аниськиной ватаги с трудом сдерживали их.
Пихрецов повели в гору, к хутору. Мужчины, женщины, ребятишки повалили следом. Впереди шли Аниська и Панфил Шкоркин с винтовками наготове. Опустив взлохмаченные окровавленные головы, волоча ноги, кордонники гуськом подымались по крутой тропинке.
Позади шествия несли на руках убитого мержановца. Родственники не отступали от него ни на шаг. Жалобно причитали женщины, плакали дети.
По мере того как шествие приближалось к хутору, гнев толпы возрастал. Толпа притиснула пленников к новой саманной хате. В ней помещался гражданский комитет. На дощатом, еще не окрашенном крыльце стояли председатель комитета — рыжий толстый мужик, щедрый украинец Федор Прийма и двое мержановских прасолов, членов комитета. Все они были напутаны, стояли без шапок, опустив руки, как на церковной паперти.
Аниська пытливо всмотрелся в бледные лица членов комитета, стараясь узнать, чью сторону готовились поддержать эти люди.
Смущенный, растерянный вид Федора Приймы неприятно изумил его.
«Пошатнулся отцовский друзьяк, — подумал он. — Либо боится, либо поддерживает прасольскую руку».
Взойдя на крыльцо, Аниська громко, так, чтобы слышали все, сказал председателю комитета:
— Арестованных сейчас же посадить в казематку. Да чтоб понадежней.
— Это чей приказ? — прищурил воровато бегающие глаза председатель комитета.
— Мой.
Хитрый мужик скорчил гримасу.
— Так як же? Вы с ними покумовались, вы сами и сажайте. Не мое дило.
Арестованные, притиснутые разъяренной толпой, жались к перилам крыльца.
— Бей их!.. — ревели в толпе.
— Казнить душегубов!
Толпа навалилась на крыльцо. Впереди всех была высокая костлявая женщина с медным крестом на голой груди. Она хваталась за перила: норовила ударить камнем стоявшего на краю охранника.
Надрывая голос, Аниська кричал, что расправляться самосудом с охранниками не следует, что надо держать их под арестом как заложников и требовать от наказного атамана и начальника рыбных ловель удаления охраны с законной полосы.
Онуфренко, с согнутой в локте, перевязанной рукой, поддержал Аниську короткой внушительной речью. Его сменил председатель гражданского комитета. Он говорил путано, осторожно:
— Гражданы, як побьемо мы оцих людей, так за це нас не помилуют. Це дило мы недоброе затиялы. Уси будемо в тюрьми, ось побачите. Лучше отпустимо казакив, нехай воны идут, куда хочут. А вы тоже идите соби до дому. А мы напишем до начальника яку треба бумагу, щоб було воно по закону.
Расталкивая рыбаков, на крыльцо смело взошел сутулый человек с птичьим носом, в городском потертом пальто и суконном картузе.
— Граждане, дело ваше очень серьезное, государственное, и тут надобно поступать, как того требует политический момент. Я предлагаю дать сейчас же экстренную телеграмму съезду крестьянских депутатов в Ростов, доложить об этом недоразумении и просить разрешить этот государственный вопрос по всей аккуратности и законности. Так ли я говорю, граждане?
Толпа недоверчиво молчала.
— Я, граждане, в один момент эту телеграмму напишу, — предложил человек в пальто.
— А ты кто такой? — подступив к нему, спросил Аниська.
— Я — член партии социалистов-революционеров, — высокомерно ответил незнакомец. — И вы мне не препятствуйте. Гражданин, пойдемте со мной, — и он кивнул председателю комитета.
К ЧИТАТЕЛЯММенее следуя приятной традиции делиться воспоминаниями о детстве и юности, писал я этот очерк. Волновало желание рассказать не столько о себе, сколько о былом одного из глухих уголков приазовской степи, о ее навсегда канувших в прошлое суровом быте и нравах, о жестокости и дикости одной части ее обитателей и бесправии и забитости другой.Многое в этом очерке предстает преломленным через детское сознание, но главный герой воспоминаний все же не я, а отец, один из многих рабов былой степи. Это они, безвестные умельцы и мастера, умножали своими мозолистыми, умными руками ее щедрые дары и мало пользовались ими.Небесполезно будет современникам — хозяевам и строителям новой жизни — узнать, чем была более полувека назад наша степь, какие люди жили в ней и прошли по ее дорогам, какие мечты о счастье лелеяли…Буду доволен, если после прочтения невыдуманных степных былей еще величественнее предстанет настоящее — новые люди и дела их, свершаемые на тех полях, где когда-то зрели печаль и гнев угнетенных.Автор.
Роман является итогом многолетних раздумий писателя о судьбах молодого поколения, его жизненных исканиях, о проблемах семейного и трудового воспитания, о нравственности и гражданском долге.В центре романа — четверо друзей, молодых инженеров-строителей, стоящих на пороге самостоятельной жизни после окончания института. Автор показывает, что подлинная зрелость приходит не с получением диплома, а в непосредственном познании жизни, в практике трудовых будней.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В повести Г. Ф. Шолохов-Синявский описывает те дни, когда на Дону вспыхнули зарницы революции. Февраль 1917 г. Задавленные нуждой, бесправные батраки, обнищавшие казаки имеете с рабочим классом поднимаются на борьбу за правду, за новую светлую жизнь. Автор показывает нарастание революционного порыва среди рабочих, железнодорожников, всю сложность борьбы в хуторах и станицах, расслоение казачества, сословную рознь.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Повесть Георгия Шолохова-Синявского «Казачья бурса» представляет собой вторую часть автобиографической трилогии.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.