Сурамская крепость - [12]

— Какая девушка? Что-то не помню.

— Да та самая красавица, что была здесь вчера и плакала…

— Ах вот кто! Я как раз вышла из комнаты. Что у нее?

— Она мне рассказала, заливаясь слезами, что нареченный обманул ее — любил, а потом женился на другой.

— Что поделаешь, не с ней первой случилось такое…

— Она-то думает, что над ней одной стрясши беда, — с грустью заметила молодая женщина.

— Чего же ей надо?

— Я хочу, говорит, разбить его сердце, как он разбил мое… Научи, мол, как это сделать.

— Ну, и ты, конечно, не нашлась, что сказать ей?! Небось ревела как полоумная вместе с нею?

— Мне и в самом деле хотелось плакать… Но я все же рассыпала ячмень и сказала, что она должна помолиться Горисджвари и святому Георгию в Арбо и что они накажут ее обидчика.

— Лучше бы послала ее подальше: назвала бы ей Спар-сангелози, или Ломиси, или Лашарисджвари, [11] чтобы труднее было выполнить твой совет.

— Да что вы! Она и туда-то не хочет ехать, куда я ее посылаю. «Я, говорит, отступилась от бога. Ты меня научи чему-нибудь такому, что свершилось бы с помощью бесовской силы».

— Что же ты ей ответила?

— Что я могла сказать? Велела прийти сегодня, и вот жду ее с минуты на минуту и не знаю, что посоветовать.

— Так вот, когда придет, скажи, что я сама ей погадаю. Пока гадалки беседовали таким образом, Гулисварди, отпросившись у своей госпожи, направилась к ним. Это было на второй день после того, как она узнала о женитьбе Дурмишхана.

Окоченевшей от холода рукой Гулисварди постучалась в дверь домика.

— Кто там? Войдите!

— Простите меня, я не во-время потревожила вас, — сказала Вардо, входя в комнату.

— Ничего, дитя мое. Поди сюда, погрейся, — сказала старуха.

Гулисварди подошла, сняла обувь, взобралась на тахту и, приподняв одеяло, подсела к грелке.

— Вот, мама, та девушка, о которой я тебе говорила, — сказала молодая женщина матери, когда Гулисварди отогрелась.

Старуха оглядела Гулисварди.

— Что же этот бессовестный, искал девушку еще красивее тебя? Уж не надеялся ли заполучить сказочную красавицу?

Гулисварди стыдливо потупилась, глаза ее наполнились слезами.

— Полно горевать, дитя мое! — сказала старуха. — Не тебе первой пришлось пережить такое.

— О да, не тебе первой… — грустно повторила вслед за старухой ее дочь.

— Чего же ты теперь хочешь, дитя мое? — спросила старуха.

— Об этом спроси свою дочь, она знает.

— Научи ее, как отомстить изменнику, — сказала молодая женщина.

— Мстить грешно, дитя мое. Положись на бога, молись ему, чтобы он воздал должное твоему обидчику.

— Нет, мать. Я сама должна отомстить, и отомстить так, чтобы он знал, что это я, а не кто другой.

— Как же нам быть, дитя мое? Вот что я тебе скажу: пока что месть невозможна, нужно долго ждать.

— Я готова ждать хоть до самой смерти, лишь бы в конце концов поразить его в самое сердце.

— В таком случае, знаешь, что я тебе посоветую?

— Прикажите… я слушаю!

— Научись гадать. Узнав все тайны нашего ремесла, ты сама придумаешь, как наказать своего обидчика. Согласна?

— Согласна, — сказала после некоторого раздумья Гулисварди.

— Нет, дитя мое, не спеши соглашаться. Поразмысли сначала как следует.

— Думать мне не о чем. Только бы наказать моего мучителя, — больше мне ничего не надо.

— Знаешь ли, дитя мое, на что ты идешь? Нет! Не знаешь. Так вот я тебе скажу: с сегодняшнего дня ты порываешь со всем миром. С этой минуты ты становишься ведьмой, чародейкой. В глазах людей ты будешь не человек, а что-то бесовское — не то человек, не то дьявол. Подумала ли ты об этом?

— Мне нечего думать.

— Нет, сегодня еще подумай. Если можешь — помолись богу… Завтра скажешь мне, что ты решила. А теперь — прощай.

На этом их беседа окончилась. Гулисварди пошла домой.

— Только этого нам недоставало, — с укоризной сказала молодая женщина, когда Гулисварди вышла из комнаты. — Зачем ты навязала себе заботу о чужом человеке, когда сама еле перебиваешься?

— Я думала, что наше ремесло отпугнет ее и заставит отказаться от недобрых замыслов. Но, видно, бедняжка не шутит.

— Что ж ты теперь будешь делать? Видишь, она не такая малодушная, как я!

— А ты думаешь, она хорошо поступает? Погубила свою плоть, а теперь хочет погубить и душу.

— Смелая женщина! Хоть и погубит себя, но все-таки отомстит своему врагу.

— Хотела бы я знать, как она будет мстить, далее если выучится нашему ремеслу?

— Как? Разве ты ее ничему не научишь?

— Нет. Я надеюсь, что через год она забудет о своем намерении и снова станет честной женщиной. Мы спасем христианскую душу от мук ада, и, может быть, это нам зачтется.

— А если она настоит на своем и захочет учиться?

— Что ж, научу, всему научу, что знаю, а там — пусть сама решает, как мою науку использовать. А кроме того, дочь моя, эта девушка может нам пригодиться. Не забывай, что она служанка в княжеском доме: она будет посылать к нам людей, у которых окажется нужда в гадалке, и поможет нам заработать кусок хлеба.

Пока они так беседовали, Гулисварди вернулась домой. Она сразу же вошла к своей госпоже и стала просить, чтобы та отпустила ее на волю.

— Почему, Вардо? Или ты разлюбила меня? — спросила княгиня.

— Нет, госпожа моя. Клянусь богом, нет, — ответила Вардо в замешательстве.