Супружеские игры - [22]

– Пани из Польши? – спросила она.

– Да, – изумленно подтвердила я. – Неужели заметно?

– Я узнала по сапогам. – Она бросила взгляд на мою отечественную обувку.

И мы с ней рассмеялись.

– Я покажу вам собор, – сказала она. – Мне довелось участвовать в реставрации средневековых фресок в часовне, в которую, к сожалению, простым смертным вход запрещен.

– А что на них изображено? – поинтересовалась я.

– Судный день.

– Мне кажется, после картин Брейгеля другие на эту тему и смотреть не стоит.

Она усмехнулась. В ее улыбке было что-то такое, отчего мне сразу захотелось увидеть эти фрески. Любой ценой пробраться в часовню. Я так и сказала ей. Она отрицательно покачала головой:

– Нет, туда вам войти не удастся. Посторонним вход строго заказан. В часовне находятся саркофаги духовных лиц самого высокого ранга, там сама атмосфера пропитана смертью…

– Тогда я тем более хочу попасть туда – прикоснуться к смерти, – упиралась я.

На это она даже не стала отвечать. Оказавшись в соборе, я, вместо того чтобы вместе с остальными туристами глазеть на знаменитую плащаницу Иисуса, выставляемую на всеобщее обозрение раз в полвека, потащила мою экскурсоводшу к дверям часовни. На них висел огромный ржавый замок. Потом я все время с тоской поглядывала на этот замок, пока мы кружили по своеобразному кладбищу внутри собора, где нашли последний приют высокие духовные лица.

Вскоре мы снова оказались напротив входа в часовню Савиньи, и в этот момент я заметила идущего навстречу монаха со связкой ключей на поясе. В руках у него была лейка, вероятно, он шел поливать цветы. Мне не надо было ни о чем спрашивать – я и так была уверена, что один из этих ключей подходит к ржавому замку. Я потянула за рукав свою спутницу, мы остановились. Монах тоже остановился. Он был невысокого роста, в коричневом балахоне с капюшоном. Голова его была совершенно седа, на лице выделялся внушительных размеров нос, отчего пронзительные глаза-буравчики казались еще меньше.

– Спросите его, могу ли я войти в часовню, – взволнованно шепнула я женщине.

– Хоть он и знает меня, не впустит, – также шепотом ответила она.

Мой взгляд молил, и она, негромко кашлянув, передала ему мою просьбу. На лице монаха отразилось изумление. Несколько секунд он молчал в удивлении, а потом суровым тоном спросил:

– А зачем ей туда?

– Скажите ему, что я писательница. Я чувствую, что один взгляд на эти фрески изменит всю мою жизнь… Я смогу закончить книгу…

Она переводила мои слова, но по его лицу трудно было распознать, что он думает. Я была почти уверена, что уйду ни с чем. Когда же я увидела, как он снимает связку ключей с пояса, у меня ноги подкосились.

Он сказал фразу, которую я тоже поняла:

– Nur eine Minute![11]

Время пошло, а я все не могла оторвать ноги от каменных плит дорожки.

– Ну идем же! – торопила моя землячка.

Я испугалась, что он раздумает, и этот страх придал мне сил – я оторвала ступни от земли. В часовню я вошла одна.

И вот я оказалась на Суде Господнем. Как чужак, как непрошеный свидетель – это я осознавала четко.

Вверху светился суровый лик Бога, а внизу черти тащили связанных в пучки обнаженных монахов: у их ног ползали вавилонские блудницы, также нагие и отвратительные на вид, с обвисшими животами и грудью. Одна из них держала в руках змия, который своим раздвоенным языком пытался дотянуться до ступней стоящего монаха. Черти были как живые – из их разверстых пастей вырывалось пламя. В них не было ни капли жалости. Да и откуда ей взяться, ведь это Судный день, которого заслужили люди всей своей неправедной жизнью, а монахи – вдвойне. И вдвойне суровее наказывались их грехи. Неизвестный человек, прах которого давно уже развеял ветер веков, пытался мне сказать, что справедливое возмездие существует!

Из часовни я не вышла, а выпорхнула. Почти бессознательно, в приливе благодарности я склонилась к руке брата– привратника, но он в последний момент отдернул ее.

– Идите себе с Богом, фрау! – сказал он и, заперев двери часовни, удалился мелкими шажками.

Я молча шагала рядом с моей спутницей и была ей признательна всей душой, но не знала, как это выразить словами. Нахлынувшие на меня чувства были такими новыми и необычными… Я предложила зайти куда-нибудь на чашку кофе, моя спутница охотно согласилась. За кофе мы разговорились, но я больше слушала ее исповедь, чем говорила о себе. Она приехала в Тревир в качестве молодой жены, влюбленной в своего мужа-иностранца, который был отсюда родом. У него здесь был замок на горе. Он устроил для нее прекрасную мастерскую, о которой красивая, талантливая девушка могла только мечтать. Ей казалось, что жизнь одарила ее сверх меры, впрочем, наверное, так и было. А потом отобрала все разом, да еще с лихвой. Окруживший ее заботой и лаской муж, засыпавший ее подарками, вскоре обанкротился, замок забрали за долги. Закончилась и его романтическая любовь к прекрасной польке.

Я сразу поверила в то, что она могла безошибочно отличить оригинал от подделки, какой бы совершенной та ни была. Эта ее способность была основана не только на знаниях, но и на потрясающей интуиции, которой она обладала. Ее она тоже потеряла, когда их семейная жизнь рассыпалась в прах. В настоящее время она живет довольно далеко от города в арендуемой квартирке без канализации, у нее есть старенький «форд» двенадцатилетней давности, который все хуже ездит, особенно в гору, и она со страхом думает о том, что будет, если в один прекрасный день он совсем сломается. Вдобавок ко всему она страшно располнела – проблемы с щитовидкой – и выглядит теперь совсем как ее бабушка. У нее нет постоянного заработка, поэтому иногда она оказывается на мели. Вот и сейчас у нее нет денег заплатить за квартиру, и, может быть, вернувшись домой, она обнаружит свои пожитки выставленными за порог.