Супруги Голон о супругах Пейрак - [15]

Несмотря на приказ, Дегре не намерен арестовать Анжелику. Более того, он дает ей двадцать четыре часа, чтоб она помогла спастись своим друзьям-протестантам. И между делом сообщает об аресте «величайшей отравительницы того времени, а может быть, и всех времен, маркизы де Бренвилье», приподнявшем «завесу над знаменитой драмой отравлений, следы которой обнаружены были у самого подножия трона»[59].

Анжелика укажет ему эти следы и назовет имя Монтеспан в письме из далекого Нового Света, куда будет для выяснения ее личности направлен, стараниями Дегре, влюбленный в нее Никола де Бардань.

Ее письмо «мрачный сыч» благоговейно целует, «чтобы почувствовать ее нежные тонкие пальцы, складывавшие письмо, которое еще хранит аромат ее духов».

Словно не существует разделяющего их океана. Словно только вчера он произнес при прощании в Ла-Рошели:

«- Я люблю вас... Теперь я могу это вам сказать, потому что это уже не имеет значения».

Естественно, что парадоксальный склад характера этого незаурядного персонажа заставляет Анжелику делать парадоксальные сопоставления: «Дегре, Замызганный Поэт — она немного смешивала их в своих мыслях, охотника и жертву: оба были сыновьями Парижа, оба острословы и циники, пересыпавшие низменный жаргон латынью». И, поразмыслив, мы понимаем, что полицейский и сочинитель стишков, оскорбляющих величие короны, — действительно, две стороны одной медали…

Это становится очевидным, когда в Канаде Анжелика получает весточку от Дегре, в целях конспирации анонимную и умело стилизованную под стишки Замызганного Поэта.

П. Декс со ссылкой на профессора Сорбонны, автора пятитомной «Истории французской литературы XVII века» А. Адана, пишет: «В августе 1662 года двадцатитрехлетний парижский адвокат Клод Ле-Пти был приговорен к смерти судом Шатле за то, что написал „стихотворные произведения, содержащие неуважительные отзывы о властях и официальной религии“»[60].

Клод Ле-Пти — один из тех, о ком писал Поль Лафарг: «... были все же писатели, не поддающиеся влиянию... салонов и Академии, за что их клеймили прозвищами либертенов, грязных писак, краснорожих поэтов. Обладая пламенным темпераментом, мятежным духом и большой философской смелостью, они продолжали пользоваться неочищенным языком и писать ходовым буржуазным слогом. Писали они для мещанского общества, состоящего из образованных буржуа и группы независимых дворян, не подчинявшихся установленным правилам»[61].

Образ Замызганного Поэта — Клода Ле-Пти, логически и в соответствии с исторической правдой противостоит в романе приверженцам придворного претенциозного стиля.

Дополняя эту антитезу, незримой тенью присутствует в романе и великий насмешник Поль Скаррон, вдова которого — урожденная Франсуаз д'Обинье, будущая морганатическая супруга Луи XIV, маркиза де Ментенон — один из заметных персонажей трех первых томов романа.

Что до самой Франсуаз де Ментенон, авторы показывают нам ее в период, когда она была еще далека от того, чтобы вытеснить из жизни короля Атенаис де Монтеспан, хотя намек на будущее подруг дан ими еще в первом томе, в сцене въезда монарха в Париж 24 августа 1660 года, который героини наблюдают с балкона Кривой Като де Бове: «Луи XIV проехал мимо трех женщин…, совершенно не подозревая, какую роль они сыграют в его жизни».

В «Пути в Версаль» подруги посещают Катрин Лавуазен, чтоб узнать, суждено ли Атенаис завоевать сердце короля. Гадалка всем трем клиенткам — Атенаис, Франсуаз и Анжелике — предсказывает любовь монарха, и раздражительная Атенаис, возвращаясь от предсказательницы, брюзжит: «Жалкого су не стоит слово этой женщины. В жизни не слышала подобного вздора… Всем одно и то же говорит!»

Да, Франсуаз пока не достигла вершин своей судьбы. Она еще не мадам де Ментенон, она только вдова Поля Скаррона, родившаяся от Констана д'Обинье, заключенного в тюрьму за участие в заговоре Гастона Орлеанского и женившегося на дочери коменданта тюрьмы Жанне де Кордильяк. Названная по имени крестного отца, Франсуа де Ларошфуко, она родилась в тюрьме и выучилась читать по тому Плутарха, а гусей пасла с книгой поэта и моралиста минувшего века Ги Пибрака под мышкой. Поль Скаррон учил жену языкам и искусству стихосложения. Умирая, поэт сказал жене: «Прощайте, вспоминайте иногда обо мне. Я не оставляю вам богатств; и хотя добродетель не приносит их, я все же уверен, что вы всегда будете добродетельны»[62].

Именно добродетель Франсуаз Скаррон позволяет ей увидеть в Анжелике «то, за что многие красавицы отдали бы жизнь, но чего они никогда не получат» — душу.

Тем не менее, «Анжелика с удивлением отмечала, что не находит в ней теплой, доверительной дружбы, какую ей дарила Нинон де Ланкло»[63].

Блестящая парижская куртизанка, салон которой посещали Ларошфуко и Мольер, а также шведская королева Кристина, — остроумная и образованная женщина, один из сыновей которой стал военным министром, а другой — застрелился от трагической любви к собственной матери, Нинон де Ланкло (по утверждению Вольтера, дочь профессионального музыканта), выступает в романе Голон умным и верным другом Анжелики, «наперсницей ее затей», несмотря на то, что она на много лет старше героини романа. Она рассказывает Анжелике историю несчастной любви Сен-Марса к Марион Делорм, которая была всего на три года старше ее самой, и Анжелика просит: «Нинон, не говорите со мной, как бабушка, это вам не идет».