Супервольф - [49]
По привычке я первым делом ознакомился с творчеством конкурентов, среди которых особо выделялся Эрих Ян Ганусен. К сожалению, этот одаренный маг не брезговал прибегать к самым дешевым мистическим упражнениям и сомнительным, на уровне обывательских догадок прозрениям, правда, делал он это искусно и артистично. Но главный акцент он делал на антураж — музыку, многочисленную подтанцовку и эффектные жесты. Его представления, скорее, напоминали эстрадные шоу, чем жанр психологических опытов, рассчитанных на увлекательное для разума знакомство с непознанным.
На сцене Ганусен появился под ликующие, я бы сказал разухабистые, звуки джаз-банды в окружении полуголых танцовщиц, выделывавших ногами такие па, которые не снились Гюнтеру Шуббелю. Сексуальный привкус резко менял обстановку в зале и настраивал публику на дружеское знакомство с запредельным, которое тоже не прочь повеселиться, поглазеть на полуголых красоток, не брезгующим воспользоваться механическими эффектами.
Ганусен, несомненно, обладал даром. Он как бы притягивал будущее и прошлое к себе или на себя и в состоянии преувеличенного, почти безумного транса вслушивался в сумасшедшие ритмы, бушующие в нем. Из музыки сфер он извлекал ответы на то, что зрителям казалось несбыточным, а для него уже свершившимся.
Ганусен брал какую-либо вещь в руки и долго рассматривал ее. При мне он долго и сосредоточенно разглядывал пробитый пулей портсигар и, «намагнитившись», вдруг заговорил о «чести, верности крови и жертвах ради будущего». Для нашего жанра это был совершенно неприемлемо. Публицистика слабо увязывалась с тайнами непознанного, которое по определению было выше всякой, тем более до предела политизированной, злободневности. О владельце портсигара Ганусен сообщил, что он простой немец, вставший в ряды борцов за честь нации. Пуля подлого убийцы (при этом на опущенном заднике очертилась гнусный абрис убийцы в ротфронтовской фуражке с утрированно громадной красной звездой), сразила его на демонстрации. Перед смертью герой (Ганусен так и выразился — «герой») призвал соратников быть верным родине и знамени. Тут же под грохот барабанов задник пополз вверх, открывая освещенный прожекторами белый круг на красном поле с вписанной в него черной свастикой. Световыми лучами ударили прожектора, оркестр заиграл «Выше знамя», и энтузиасты, вскочив и вытянув вперед руки, подхватили песню, сочиненную небезызвестным Хорстом Весселем.
Скоро в зале не осталось сидящих. Я тоже был вынужден встать. Если принять во внимание, что по происхождению Ганусен являлся внуком старосты пражской синагоги, итог, к которому подвел свое выступление лукавый чародей, ошеломил меня. Сама мысль идти по его следам казалась мне мало сказать сумасбродной — просто отвратительной. Это будет нечестно по отношению к зрителям. Но кто они, мои зрители? Неужели вот эти любители хорового пения? Чем я мог бы заинтересовать их, если сам не смог усидеть на месте?
К счастью, очень скоро обнаружилось, что в Германии не перевелись приверженцы здоровых, не сводимых к политическому знаменателю, интеллектуальных ощущений. Сохранились и энтузиасты научного подхода к тайнам природы, ведь вопрос «хочу все знать», подспудно интересует всех без исключения, от обманутого мужа до вождя нации, кроме разве что профессиональных ученых, которым известно все на свете. Такая проницательность, как известно, объясняется тем, что для них не существует того, что неизвестно.
Как ни странно, самым любознательным зрителем оказался Адольф Гитлер, который в начале декабря тайно как частное лицо посетил мое выступление.
Это был прагматик до мозга костей. Он вскидывал руку только в присутствии чужих, а «Хорста Веселя» подхватывал исключительно на балконе или на трибуне, где его могли видеть сотни и тысячи поклонников. Гитлера отличало присущее только немцам деловое, я бы сказал приземленное отношение к мистике. Если сверхъестественное существует, а в этом у него не было сомнений, значит, оно должно работать на будущий рейх.
В общении это был исключительно приятный, я бы сказал, простой и душевный человек. У него были покатые плечи, выразительные глаза неврастеника, он был одет в дорогой темно-синий костюм и ничем не напоминал бесновавшегося на многочисленных карикатурах поджигателя войны, призывающего уничтожать плутократов и коммунистов. Гитлер мог околдовать кого угодно, и спустя годы я порой задаюсь вопросом, сколько их было, Гитлеров? Мне повезло познакомиться с энтузиастом, свято уверовавшим в то, что после излечения в госпитале от отравления газами ему посчастливилось заглянуть в страну арийских предков, побрататься с Нибелунгами, Рихардом Вагнером, Фридрихом Ницше. Выступавший в Спортпаласте оратор был совершенно другим человеком; третий общался с соратниками по партии; четвертый — с противостоящими ему политическими противниками. Я не знаю, какой по счету Гитлер являлся болтливым ангелом бездны, без сожаления подписывающим приказы на уничтожение миллионов моих соотечественников.
