Суперсыщик Калле Блумквист - [14]

– Смотри! Не опозорь нас, – строго сказал Андерс.

– Пора начинать! – нетерпеливо воскликнул дядя Эйнар.

– Полагаю, это решаем мы, – заметил директор цирка.

Но все же надел на голову свой цилиндр (вернее, цилиндр пекаря Лисандера), открыл люк, схватился за веревку и приземлился на арене. Ева Лотта изобразила резкие звуки трубы, а публика доброжелательно зааплодировала. Тем временем Калле прокрался вниз по лестнице, отвязал коня, который развозил хлеб, а теперь стоял, привязанный к дереву. На глазах радостно удивленных зрителей он протащил животное между скамейками. Директор снял цилиндр, учтиво поклонился, затем схватил бич, прислоненный к стене пекарни, и громко щелкнул… И сам он, и публика ожидали, что конь, развозивший хлеб, пустится бодрой рысью вокруг арены. Но у коня был совсем другой настрой. Он только тупо глазел на публику. Директор еще раз ударил бичом и громко, так, чтобы слышала публика, прошептал:

– Ну погоди, глупая скотина!

Тогда конь наклонился и стал поедать жухлую траву, кое-где пробивавшуюся сквозь опилки. С чердака послышалось радостное хихиканье. То хихикала ожидавшая своего выхода «наездница высшего класса вольтижировки», которая никак не могла совладать со своей веселостью. Публика тоже радовалась, особенно дядя Эйнар и мама Евы Лотты. В этот момент в дело вмешался шталмейстер Калле. Взяв коня под уздцы, он провел его прямо к чердачному люку. Схватив веревку, Ева Лотта приготовилась к решающему прыжку вниз, на спину коня. Но тут конь вдруг куда-то заторопился. Он совершил такой прыжок, который сделал бы честь заправскому цирковому скакуну. И когда Ева Лотта съехала вниз, никакой конской спины, куда можно было бы приземлиться, уже не было. Девочка висела в воздухе, беспомощно болтая ногами, до тех пор, пока Андерс и Калле, употребив силу, не приволокли коня назад. Ева Лотта плюхнулась ему на спину. Андерс ударил бичом, и конь, развозивший хлеб, вяло затрусил по арене. Ева Лотта сжимала голыми пятками его бока, чтобы придать коню немного огня, но все напрасно.

– Скотина, – шипела Ева Лотта.

Но, увы, конь не поддавался ни на какие уговоры. Предполагалось, что он будет бешеным аллюром скакать по арене и резвыми прыжками отвлекать внимание публики. А публика-дура и не заметит, как примитивны трюки Евы Лотты. Но теперь, когда конь, развозивший хлеб, отказался внести какой-либо подлинно весомый вклад в цирковое искусство, весь номер – ничего не поделаешь – производил довольно кислое впечатление.

«Сколько же овса я перевела за все годы на этого доходягу», – с горечью думала Ева Лотта.

Между тем, разъярившись вконец, директор ударил бичом перед мордой коня, развозившего хлеб. И конь от ужаса встал на дыбы. Это придало крайне драматичную концовку всему номеру и значительно скрасило общее впечатление.

– Ну, если и акробатический номер провалится, – сказал Андерс, когда артисты снова поднялись на чердак пекарни, – то нам придется вернуть деньги за билеты. Цирковой конь, который останавливается, чтобы пощипать травку, – это просто неприлично! Не хватает только, чтобы Ева Лотта начала лопать булочки во время акробатического номера!

Но Ева Лотта не стала этого делать, и трех desperados ожидал колоссальный успех. Дядя Эйнар отломил ветку белой сирени и с глубоким поклоном преподнес ее Еве Лотте. Остальная часть программы прошла на менее высоком уровне, но номер клоуна произвел сильное впечатление, и песенка Евы Лотты тоже. Вообще-то ведь песенки в цирке не распевают, но надо было чем-то заполнить программу. И Ева Лотта сама сочинила ее. Речь в песенке в основном шла о дяде Эйнаре.

– Но, Ева Лотта, – сказала ей мама, когда девочка кончила петь, – нельзя быть такой язвой, когда речь идет о старших.

– Когда речь идет о дяде Эйнаре – можно, – возразила Ева Лотта.

Когда представление окончилось, фру Лисандер пригласила всю труппу и гостей в беседку на чашку кофе. Бакалейщик Блумквист и пекарь Лисандер частенько сиживали по вечерам в этой беседке, рассуждая о политике. Иногда они рассказывали разные истории, и тогда Ева Лотта, Калле и Андерс тоже присаживались на скамейку и слушали.

– Неужели сегодня на всех чашках ручки целы? – удивился пекарь. – Должно быть, настал конец света! Что с тобой, милая Миа? – спросил он, бросив ласковый взгляд на жену. – Наверно, у тебя сегодня было столько дел, что ты не успела отломать хотя бы несколько ручек?

Фру Лисандер беззаботно рассмеялась и пригласила фру Блумквист отведать кусочек бисквита. Пекарь погрузил свою дородную фигуру в садовое кресло и бросил испытующий взгляд на кузена жены.

– И не скучно тебе, Эйнар, слоняться без дела? – поинтересовался он.

– Я не жалуюсь, – ответил дядя Эйнар. – Я вполне могу обойтись без работы. Хотелось бы только, чтобы сон был получше.

– Хочешь снотворного? – предложила фру Лисандер. – У меня еще остались порошки с тех пор, как у меня болела рука и мне прописал их доктор.

– А по мне, работа – лучше всякого снотворного, – сказал пекарь. – Встань-ка завтра в четыре утра и помоги мне печь хлеб. Гарантирую, следующую ночь будешь спать как убитый!

– Спасибо, я предпочитаю снотворное, – сказал дядя Эйнар.