Супершпион, числящийся в мертвых. Самые искусные воры - [4]

– Удобная кровать.

– Хорошо выспался?

– Нормально. Я живой или не совсем?

– Все будет в порядке. Где тебя носило?

Он улыбнулся, облизал губы, вздохнул.

– По странам и континентам.

Хардман и я помогли Падильо одеться. Белую рубашку выстирали, но не погладили. Как и брюки цвета хаки. За ними последовали белые носки, черные ботинки и пиджак из грубого твида.

– Кто твой новый портной? – поинтересовался я.

Падильо оглядел свой наряд.

– Пожалуй, на дипломатический прием в таком виде не пустят.

– Бетти постирала рубашку и брюки в машине, – пояснил Хардман. – Кровь еще не засохла, поэтому легко отошла. Погладить не успела.

– Кто такая Бетти?

– Ты спал в ее постели.

– Поблагодари ее за меня.

– Она в соседней комнате. Ты сделаешь это сам.

– Вы сможете идти? – спросил Хардман.

– В соседней комнате, кроме Бетти, найдется что-нибудь выпить?

– Обязательно.

– Я смогу идти.

И действительно смог, осторожно переставляя ноги. Ботинки я нес следом. В дверях он остановился, оперся о косяк. Затем прошел в гостиную.

– Позвольте поблагодарить вас за то, что уложили в свою постель, Бетти, – улыбнулся он высокой негритянке.

– Всегда рада помочь. Как вы себя чувствуете?

– В голове еще туман, но, я думаю, это от лекарств. Кто меня перевязывал?

– Доктор.

– Он сделал мне укол?

– Да.

– Человек хочет выпить, – вмешался Хардман. – Что вам налить?

– Шотландского, если оно у вас есть.

Хардман щедро плеснул в бокал виски и передал его Падильо.

– Вам, Мак?

– У меня еще есть.

– Маш будет с минуты на минуту. Он отвезет вас в отель.

– Где я остановился? – спросил Падильо.

– В своем «люксе» в «Мэйфлауэр».

– Моем «люксе»?

– Я снял его на твое имя и оплачиваю ежемесячно из твоей доли прибыли. «Люкс» маленький, но уютный. Деньги, пошедшие на оплату, ты сможешь вычесть из суммы, облагаемой подоходным налогом, если тебе придется заполнять налоговую декларацию.

– Как Фредль?

– Мы поженились.

– Тебе повезло.

Хардман посмотрел на часы.

– Маш будет с минуты на минуту, – повторил он.

– Благодарю за помощь вас и Бетти, – Падильо глянул на него, потом на девушку.

Хардман махнул рукой.

– Вы избавили нас от многих хлопот в Балтиморе. С чего вы вступились за Маша?

Падильо покачал головой.

– Вашего приятеля я не заметил. Обошел угол и сразу наткнулся на них. Решил, что они поджидают меня. Тот, кто ткнул меня ножом, знал, как им пользоваться.

– Вы сошли с корабля?

– Какой вас интересует?

– "Френсис Джейн".

– Да, плыл на нем пассажиром.

– Вам не попадался на глаза старичок англичанин, фамилия Лендид, лет пятидесяти – пятидесяти пяти, косоглазый?

– Я его помню.

– Он тоже сошел с корабля?

– Не в Балтиморе. Через четыре дня после выхода из Монровии у него лопнул аппендикс. Его положили в корабельный морозильник.

Хардман нахмурился, потом выругался. От души. Звякнул звонок, и Бетти пошла открывать дверь. В гостиную вошел высокий негр в черном костюме, белой рубашке, темно-бордовом галстуке и солнцезащитных очках, хотя часы показывали половину третьего ночи.

– Привет, Маш, – кивнул я.

Он кивнул в ответ одновременно мне, Бетти и Хардману, направился к Падильо.

– Как вы себя чувствуете? – голос мягкий, произношение четкое.

– Нормально, – ответил Падильо.

– Это Мустафа Али, – Хардман представил вошедшего Падильо. – Он привез вас из Балтиморы. Он – «черный мусульманин», но вы можете звать его Маш. Мы все так его зовем.

– Вы действительно мусульманин? – Падильо пристально смотрел на Маша.

– Да, – с достоинством ответил негр.

Падильо сказал что-то на арабском. Брови Маша удивленно взлетели вверх, но он ответил на том же языке. И на его губах заиграла довольная улыбка.

– На каком языке ты говоришь, Маш? – спросил Хардман.

– На арабском.

– Где это ты выучил арабский?

– А для чего, по-твоему, существуют пластинки? Разве я смогу поехать в Мекку, не зная языка?

– Такого я от тебя не ожидал, – в изумлении покачал головой Хардман.

– А где вы выучили арабский? – спросил Маш Падильо.

– Помог один приятель.

– Вы говорите очень хорошо.

– В последнее время часто им пользовался.

– Нам пора в отель, – напомнил я Падильо.

Тот кивнул и с трудом поднялся.

– Еще раз спасибо за помощь, – поблагодарил он Бетти.

Та промолчала, а Хардман сказал, что заедет завтра на ленч. Поблагодарил Бетти и я, после чего последовал за Падильо к машине Маша. «Бьюику» последней модели с телефоном между передними сиденьями и телевизором «Сони» с экраном в пять дюймов, дабы пассажиры на заднем сиденье не отвлекали водителя.

– По пути в отель я хотел бы заглянуть в свою квартиру. Буквально на минуту.

Маш кивнул, и мы тронулись с места. Падильо долго молчал, глядя в окно.

– Вашингтон изменился, – наконец он разлепил губы. – Куда подевались троллейбусы?

– Их сняли с линии еще в шестьдесят первом, – ответил Маш.

Мы с Фредль жили в одном из новых кирпичных домов, что выросли, как грибы после дождя, к югу от площади Дюпон в том районе, где когда-то стояли трех– и четырехэтажные пансионаты, облюбованные студентами, официантами, мойщиками машин, пенсионерами. Спекулянты недвижимостью сносили эти пансионаты, асфальтировали освободившееся пространство и обзывали его автостоянкой. Когда автостоянок набиралось достаточно много, спекулянты обращались в муниципалитет за займом и строили многоквартирный дом, называли его «Мелани» или «Дафни», в честь жены или любовницы. Ежемесячную плату за квартиру с двумя спальнями в таких домах исчисляли исходя из того, что муж и жена не только занимают высокооплачиваемые должности, но и с успехом играют на бирже.