Супермодель в лучах смерти - [2]

Женщины сходили по нему с ума. Наконец-то среди циничных, хватких, грубых дельцов в красных пиджаках, появился романтический персонаж из недочитанных ими в детстве книжек. Его не считали иностранцем, хотя приехал он из Баден-Бадена, где имел уютный особняк напротив виллы «Тургенев». Казалось, в его лице вернулась старая русская аристократия, возжелавшая несколько облагородить зверскую совковую действительность.

Павел вел себя как человек без особых претензий. Московскую жизнь принимал с мягкой понимающей улыбкой и медленно солидно обустраивался в одном из трехэтажных домов в старой части столицы, не пострадавшей даже от наполеоновского нашествия. Купленная им небольшая трехкомнатная квартира выходила окнами во дворик с круглой клумбой и мраморной вазой в центре, вход в который находился на улице Грибоедова рядом со знаменитым загсом и менее известным штабом Военно-морского флота.

В эти-то, недавно отремонтированные апартаменты, Павел и собирался отвезти после спектакля свою теле- и кинозвезду. Встряхнув головой, он небрежно провел тонкими пальцами по лбу, желая прогнать посторонние мысли и сосредоточиться на спектакле. Она, Татьяна N, в белом старинного покроя платье, стояла на прославленной сцене и что-то страстно говорила благородному господину в простой поддевке. Павел театр не любил. Его вообще раздражало, когда люди повторяли чужие слова. Но мысль о том, что сегодня он будет сжимать в объятиях ту, с которой сейчас не сводят глаз сотни людей, заставляла его внимательно следить за каждым ее жестом, за каждой улыбкой и вздохом.

Их первая встреча произошла как-то между прочим. Прилюдно и скомканно. Граф не сводил глаз с Татьяны, пришедшей на «Рождественские посиделки» в сопровождении одного из своих бывших мужей. Весьма упитанный, розовощекий, маленький человечек с белой, как лунь, шевелюрой и массивными очками, занимавшими большую часть его лица, беспрестанно крутил головой и важно раскланивался, всем своим видом показывая, что он, а не бывшая его жена, блистающая холеной красотой, находится в центре внимания на этой великосветской тусовке.

Когда они величественно шествовали к центральному столу, Павел, обалдевший от столь близкого присутствия своего кумира, громко спросил приятеля: «Кто этот надутый индюк?»

Стоявшие вокруг с удивлением повернули к нему головы. А маленький человечек, наверняка услыхавший бестактный вопрос, столь же громко сказал жене:

— Пора бы прекратить пускать на подобные мероприятия всякий сброд. Демократия хороша на улице, а не в приличном обществе.

После этих слов она впервые взглянула на Павла и одобрила его выпад против бывшего мужа очаровательной улыбкой. Весь вечер граф провел в мучительном ожидании знакомства, но розовощекий муж, как нарочно, не отдалялся от заметно скучавшей Татьяны. Она пила шампанское и рассеянно наблюдала за пошловатыми эстрадными номерами.

На Павла тем временем наседала дикторша с телевидения. Ее пережженная завивкой рыже-черная коса расплелась и при каждом движении оставляла на лацкане клубного пиджака Павла похожие на медную проволоку волосы.

— Ну признайтесь, граф, вы врете, что никогда не видели меня, — с придыханием настаивала дикторша. — Такое в этой стране невозможно! Давайте сегодня вместе посмотрим, как я выгляжу в ночной программе. Представляете, какой вас ждет восторг! Вы будете ласкать мое тело и при этом наслаждаться моим изображением на экране…

— Действительно, прелестно. К сожалению, я только обустраиваюсь и пока не купил телевизор…

— Но хоть кровать-то у вас имеется? — перебила его обладательница пережженной косы.

— Да. Но она сегодня занята.

— Кем?!

— Мною.

— Ну и шутник вы, граф! — обиженно фыркнула фурия. — Со мной мечтают переспать сто миллионов телезрителей.

— Надеюсь, они выдвинут из своих рядов более достойного, чем я.

— Черт с тобой! Жаль, что у меня нет денег на такси. Я бы ни секунды здесь не задержалась.

Павел незаметно вытащил из кармана пиджака стодолларовую купюру и вложил ее в суетливую ладошку дикторши. Та сделала вид, что не заметила, и лишь жеманно сказала: «Ладно, вернемся к моему предложению, когда купишь телевизор».

Павел встал и направился к столу, за которым сидела Татьяна. Она не глядела на него, но как только он поравнялся с ее спиной, произнесла несколько нараспев:

— Неужели самый изысканный мужчина в этом зале покидает нас?

Застигнутый врасплох, Павел чуть не налетел на седую голову ее мужа, мгновенно вылезшую из-за царственной спины и вперившуюся в него своими огромными очками, в которых с негодованием полыхали все отраженные люстры.

— Мне показалось, что не один я зеваю на этих посиделках, — скромно ответил Павел.

— Давайте развлекаться вместе, — предложила она и легко отстранила голову бывшего мужа. — Котик, отвали-ка отсюда. От тебя веет скукой, как от полного собрания сочинений.

Павлу показалось, что розовощекий человечек провалился под стол. Царица его мечты указала на освободившееся место:

— Садитесь и рассказывайте, кто вы, откуда и почему вас так домогаются женщины?

— Меня? — еле вымолвил Павел.

— Ах, не прикидывайтесь, вы же не артист. Впрочем, из всех мужчин я более или менее сносно отношусь именно к артистам. Они все сволочи. С бабскими характерами, завистливые, продажные, но зато могут сыграть нечто героическое. Остальные и на это не способны. Итак, вы не артист. Тогда кто же?