Суперканны - [3]

— Еще как представишь. Работы у меня будет по горло. Тут, небось, на каждом шагу аэропортовый туберкулез и вирусы, которые плодятся только в частных самолетах. А уж что до душевных расстройств…

Я принялся считать бассейны — по числу бирюзовых вспышек, теряющихся за высокими заборами вилл под сенью саговников и бугенвиллий. Через десять тысяч лет, когда Лазурный берег давным-давно уже опустеет, первые археологи будут недоумевать, разглядывая эти пустые ямы с их поблекшими фресками, изображающими тритонов и стилизованных рыбок, — как удивят их эти подводно-солнечные часы, а может быть, алтари чудной религии, оставленные высоко в холмах неким племенем мистиков-геометров!

С шоссе на Канны мы свернули в аллею, которая вела к воротам бизнес-парка. Колеса «ягуара» онемели, заскользив по более шикарному дорожному покрытию — это была чуть ли не измельченная слоновая кость. Здесь, наверно, и мощные покрышки лимузинов-кадиллаков катят беззвучно. Ряды канарских пальм по краям образовывали что-то вроде почетного караула, а на центральной площадке пылали клумбы золотистой пушницы.

Несмотря на этот ослепительный антураж, роскошь «Эдем-Олимпии» была по-старомодному сдержанной — именно такую стратегию выбрали в начале нового тысячелетия расчетливые богачи информационного века. Офисные здания из стекла и серого, отливающего красным металла располагались на солидном расстоянии друг от друга — их разделяли искусственные озера и окруженные дорожками островки леса; здесь вполне мог бы найти себе уютное убежище и современный Робинзон. Едва заметная пелена над озерцами и теплое солнце, отраженное стеклянными стенами, создавали опаловую дымку, отчего весь бизнес-парк казался каким-то миражом, виртуальным городом, выросшим в этом пахнущем соснами воздухе, как sont-et-lumiére[5] видение нового Версаля.

Но работа и реалии корпоративной жизни не давали «Эдем-Олимпии» воспарить к облакам. Снаружи к зданиям прилепились вентиляционные шахты и кабелепроводы — явное свидетельство того, что «Эдем-Олимпия» заботится о прибылях компании и желает угодить акционерам. Тарелки спутниковых антенн на крышах торчали, как апостольники монахинь из ордена сестер-компьютерщиц, верующих в непогрешимость рабочих станций и благость электронной бухгалтерии.

Гравий впился в покрышки «ягуара». Очнувшись от своих грез наяву, Джейн резко затормозила перед постом охраны; старенький спортивный автомобиль замер, словно врезался в стену. Два охранника в униформе подняли головы, оторвав взгляд от своих мониторов; Джейн сделала вид, что не заметила их, и уже готова была отсалютовать им жестом из двух пальцев, но я успел накрыть ее руку.

— Джейн, они на нашей стороне.

— Извини, Пол. Я знаю, мы хотим, чтобы я им понравилась. Опусти свое окно, — она скорчила себе гримаску, посмотревшись в зеркало заднего вида. — Эти дешевые духи. От меня несет, как от девки…

— Ты лучшая девка на Лазурном берегу. Им повезло, что они тебя нашли. — Я попытался ее успокоить, погладив ее руки, завозившиеся с тюбиком помады, — она, как одержимая, не уставала прихорашиваться. Ее запястья были влажными не только потому, что припекало августовское солнце. — Джейн, мы здесь никому ничего не должны. Да ты хоть сейчас можешь передумать. Можем пересечь итальянскую границу и провести недельку в Сан-Ремо…

— Пол, я что — твоя дочь? — Джейн нахмурилась, взглянув на меня, словно я какой-то посторонний и вмешиваюсь в ее личную жизнь. Потом она извиняющимся жестом прикоснулась к моей щеке. — Я подписала контракт на шесть месяцев. После смерти Дэвида у них проблемы со штатом. Я им нужна…

Я видел, что Джейн пытается расслабиться, обращаясь с собой как с пациентом, пребывающим в шоке после автокатастрофы. Она откинулась на потертое кожаное сиденье, полной грудью вдохнула великолепный воздух, а потом медленно выдохнула. Пригладила свою темную челку, которая прикрывала ее высокий лоб и всегда начинала топорщиться ежиком, как только ее нервишки давали о себе знать. Я вспомнил, с каким спокойствием и уверенностью помогала она практиканткам-медсестрам, возившимся со скобой на моей коленке. В глубине души она была озорной девчонкой, новобранцем, прячущим в шкафчике гранату со взрывателем, и, блюдя косный распорядок пансиона и больницы при медицинской школе, тем не менее всегда была готова проявить доброту и прийти на помощь сплоховавшей экономке или санитарке.

Теперь, когда она оказалась в Эдем-Олимпии, настал ее черед бояться сверхинтеллектуальных французских врачей, которые скоро будут ее коллегами. Она села прямо, подняла подбородок. Пальцы ее победно забарабанили по рулевому колесу. С удовольствием убедившись, что ей по силам взять себя в руки, она заметила, что я массирую колено.

— Ах, Пол, эта ужасная скоба… мы ее снимем через пару дней. У тебя все время болит, но ты ни разу не пожаловался.

— Извини, что не мог подменять тебя за рулем. От Мейда-Вейл^{7} до Канн путь неблизкий.

— От Мейда-Вейл куда ни езжай путь неблизкий. Я рада, что мы наконец добрались. — Она принялась разглядывать офисные здания на склонах гор, тарелки спутниковых антенн, что фильтруют льющиеся с небес потоки информации. — Вид довольно цивилизованный — на европейский манер. Чистота стерильная. Даже не верится, что здесь кому-нибудь позволят сойти с ума. Бедный Дэвид…