Суперфрау из ГРУ - [58]

В конце 1936 года Данциг официально еще считался «вольным городом», однако эта «вольность» была весьма своеобразной. Здесь, на крошечном пространстве, нацисты повторили все учиненное ими в Германии. «Приобщение» Данцига к господствующей идеологии, которое позднее перешло в кампанию под девизом «Домой, в рейх!» входило в военные планы Гитлера и претворялось в жизнь с методичностью и варварской жестокостью.

Данцигский сенат возглавлял нацист Грайзер, подчиненный нацистскому гауляйтеру Форстеру. Коммунистическая партия Германии была запрещена еще в 1934 году, и сотни ее членов томились в тюрьмах; в 1936 году запретили Социалистическую партию (СПГ), и в 1937 году ликвидировали партию Центра. На общественных зданиях появились флаги со свастикой, в учреждениях красовались портреты Гитлера. Польское население терроризировали, евреев запугивали, преследовали, арестовывали, если они не проявляли готовности «добровольно» покинуть Данциг. Эти меры отразились и на Урсуле. Перед тем, как сесть на скамейку в чудесном парке Олива или войти в магазин, она должна была убедиться, что поблизости нет запрещающей надписи. Некое кафе в Лангфуре поставило дело на особо солидную основу, вывесив объявление: «Здесь не желают видеть евреев, поляков и собак».

Польское правительство, которое, согласно конституции, тоже имело право голоса в Данциге, почти ничего не делало для защиты даже польского меньшинства, не говоря уж об евреях. Лига Наций, когда в нее поступили жалобы в связи с неслыханными посягательствами нацистов на данцигскую конституцию, сочла «целесообразным не вмешиваться во внутренние дела Данцига». СС, СА, полиция и союзы бывших фронтовиков готовились к предстоящей войне. Немецкие и польские коммунисты действовали в подполье, сопротивляясь режиму — мало кто из них остался в живых. В 1949 году, к моменту основания ГДР, в живых оставалось около 65 немецких коммунистов из Данцига; они обитали, главным образом, в старых немецких городах на побережье: Ростоке, Грейфсвальде, Штральзунде и Гревесмюлене.

Польские почтовые служащие, железнодорожники, учителя и рабочие Данцига боролись за свои права и не сдавались, несмотря на нацистские преследования. У Урсулы была связь только с одной группой из шести человек, которым она должна была помогать советами и обеспечивать радиосвязь. Все члены группы были рабочие. Они собирали информацию и готовились к борьбе против нацистов. На данцигской верфи строились подлодки, и из Данцига же военные грузы отправлялись в Испанию. Промышленные предприятия работали на фашистов. В то время работа группы только начиналась, и основную свою задачу она видела в том, чтобы сунуть нацистам хоть какую-нибудь палку в колеса. Руководитель группы был членом Коммунистического союза молодежи. Это был человек лет тридцати, с тонкими чертами лица и каштановыми волосами. Он болел туберкулезом и жил с женой и дочерью в садовом поселке, в маленьком домишке.

Итак, в январе Рольф отправился в Данциг, чтобы подыскать жилье. Он искал отдельный дом — это было удобно для ведения передач. Сам он, однако, не собирался переезжать. Рольф решил остаться в варшавской архитектурной фирме, чтобы не потерять легального положения в стране. Они нашли прелестный домик с садом в 15 минутах езды от Данцига, но уже через неделю этот домик пришлось оставить. Сильный гул глушил и передачу, и прием — как оказалось, причиной тому была расположенная поблизости электростанция. Найти новый дом оказалось очень трудно, и Урсула с детьми въехала в дом-новостройку в том же городском районе Олива.

Помимо других трудностей — Янине было девять месяцев, Мише шесть лет, а тут переезд за переездом — пришлось объясняться с домовладельцем. Ну как объяснить свой переезд через неделю после заключения договора об аренде? Ведь семья оставалась в городе, и к тому же переезд означал потерю квартирной платы, внесенной авансом за несколько недель. Договорились, что Рольф свалит все на свою капризную жену, которая, видите ли, вдруг решила, что с домом слишком много возни и лучше снять квартиру. После этого Рольф вернулся в Варшаву, а Урсула устроилась с Олло и детьми в новом жилище, собрала свой «патефон» — передатчик и начала выходить на связь дважды в неделю.

Квартира была солнечной. В большой комнате было окно с двойными рамами, между которыми оставалось широкое пустое пространство — для цветов. Там поставили коляску, в которой Янина часами спала или играла. В Данциге Мише исполнилось шесть лет. Семья отпраздновала этот знаменательный день первым в его жизни посещением театра!

Но многоквартирный дом внушал Урсуле и определенные опасения. Ей еще никогда не приходилось работать в такой обстановке. Она сразу же постаралась навести справки о других жильцах. Этажом выше жил какой-то чинуша из нацистской партии. Его жена, пропадавшая от скуки, любила поболтать и посплетничать — в частности, и о том, кто живет в доме. Объектом для излияния своих домыслов она обычно выбирала Урсулу, загруженную домашними обязанностями мать семейства.

Однажды ночью, расшифровав только что принятое сообщение, Урсула решила, что получила радиограмму, адресованную кому-то другому. Разве не могло такого случиться? Но как раз эта радиограмма начиналась с личного обращения «Дорогая Соня» и гласила: «Народный Комиссариат обороны постановил наградить Вас орденом Красного Знамени. Сердечно поздравляем Вас и желаем дальнейших успехов в работе. Директор». Урсула была в растерянности. Она считала, что этим боевым орденом награждают за особое мужество, проявленное во время революции или гражданской войны, на фронте, и не могла понять, почему наградили ее. Потом на смену смущению пришло чувство радости, смешанное с тревогой: «А не переоценивают ли мою скромную особу?»