Супербомба для супердержавы. Тайны создания термоядерного оружия - [43]
«Плутоний в женских ладонях…»
В Озерске есть драматический театр. Название символичное: «Наш дом». Одновременно со строительством реактора строился и театр. Так было во всех городах Средмаша, в том числе и здесь. Не хватало еще жилья, не было общежитий, негде было жить, а тем не менее театр
строился. И это была своя культурная политика. С этим театром у меня связана одна история. Дело в том, что здесь была поставлена моя пьеса «Невесты Чернобыля», рассказывающая о судьбе женщин, переживших ту трагедию. Спектакль интересный, актерская труппа сыграла его блестяще. Зал был переполнен. Эта премьера напомнила мне одну ситуацию, которая случилась далеко отсюда, в Японии. В Хиросиме тоже был поставлен мой спектакль «Саркофаг». Огромный зал, две тысячи человек. Спектакль кончается, меня выталкивают на сцену, и я вдруг вижу, что актеры плачут. Я смотрю в зал, зрители первых рядов тоже плачут. А потом овация… Оказалось, что половина актеров театра погибли во время бомбардировки Хиросимы и Нагасаки. Поэтому так — слезами — в Японии встретили тот спектакль.
Нечто подобное произошло и здесь. Пьеса тяжелая, рассказывающая о судьбе женщин, которые не могли выйти замуж после Чернобыльской катастрофы. И понятно, почему… Спектакль получился, но здесь он шел недолго, потому что оказалось, что его воспринимают очень
болезненно те женщины, которые поработали на «Маяке». В 1949 году, когда создавалось радиохимическое производство, сюдаприезжало много девчонок-химиков. Они заканчивали химические факультеты университетов, ремесленные училища, и они приезжали сюда работать на очень опасном производстве. Тогда мужчин не было. Прошла война, и высшее образование получали в основном женщины, и именно на их плечи, на их руки легла вся трудность создания первого радиохимического завода в нашей стране. Впрочем, об этом очень хорошо рассказывает очевидец тех событий Евгений Ильич Микерин:
— Мы работали из расчета один рентген в сутки. Я пользуюсь старой терминологией — она более понятна и привычна, чем нынешняя. За смену — рентген, и не больше! Таковы были правила и «боевые» нормы. В общем, как на войне. Ядерной, конечно… Если ты получаешь больше рентгена, значит, нарушил правила радиационной безопасности. Если раз нарушил — предупреждение, другой раз — еще одно, а потом и премии лишали… А как не нарушать, если почти каждый день что-то случалось?!
— Простая арифметика: 150 рабочих дней и лучевая болезнь гарантирована?
— В принципе, да. Правда, лучевая — не всегда. Даже операторы, которые не принимали участия в ликвидации аварий, так сказать «в спокойной обстановке» получали 0,6–0,8 рентгена за рабочую смену. Ну а если случался разлив продукта, то тут уже было не до расчетов получаемых доз — главное, любой ценой ликвидировать аварию.
— Не преувеличиваете?
— Нисколько!
— А защита?
— Да, была в достаточном количестве. Это резиновые сапоги и перчатки. К счастью, потом появились фильтры Петрянова, они защищали дыхательные пути. А прежде даже марлевых повязок не хватало…
— И многие прошли этот атомный ад?
— В смене 15 человек. Работали круглосуточно и без выходных. Считайте сами… Я брал кассету, клал ее в сейф — никто его открывать не имел права, так как там хранились совсекретные материалы, а в конце смены доставал кассету и сдавал ее на проверку. «Свой» рентген там всегда был.
— Простите за жестокий вопрос: почему вы до сих пор живы? Сколько вам лет и сколько вы набрали тогда этих самых рентген?
— Мне 84 года. Официально у меня 283 рентгена. По крайней мере, еще столько же я получил «сверхплана».
— Смертельная доза 400 рентген?
— Если ее получить сразу…
— Вы входите в ту когорту атомщиков, которые постепенно набирали сотни рентген и даже тысячи. Как Ефим Павлович Славский, как некоторые другие…
— Да, я жив. Но мои коллеги, с которыми я начинал работать, и почти все те, которые пришли мне на смену, давно уже ушли из жизни… Все происходящее я объясняю несколькими причинами. Во-первых, теми, кто нами управляет сверху…
— Правительством?
— Нет, теми, кто выше его… В шутку я объясняю так: 600 рентген, которые я получил, выжгли во мне все вредоносные бактерии и микробы, которые были во мне. Это и дало возможность дожить до сегодняшнего дня… На радиохимическом, реакторном и металлургическом заводах появилось несколько тысяч профессиональных больных. Половина из них не дожили до пенсии, она уже не понадобилась им. Рентгены, которые получали работники, вынуждали медиков выводить работников из основных цехов через полтора-два года. Я проработал там три с половиной года.
— Почему?
— Некем было заменить. Постоянно не хватало кадров, потому что непрерывно всех заменяли. Техники, операторы, прибористы, ремонтники, электрики, — всех надо было выводить в «чистую зону». Однажды мне сообщили, что к нам направлена группа молодых техников. Их надо было принять и распределить по рабочим местам. Я пришел на щит управления, и там вижу испуганные глаза двух десятков девушек. Им было по 18 лет. Все одеты в ношеные комбинезоны, не по росту. И я подумал: до чего же мы дошли, если таких девчат присылают сюда?! До сих пор я встречаюсь с некоторыми из них, и мне тяжко смотреть им в глаза… Но я вынужден был распределить их по сменам, по рабочим местам
