Сундук старого принца - [2]

Монотипия — это импровизация внутреннего мира в заданной ситуации. А как известно, импровизацию нельзя достать из пустоты. Чем богаче внутренний мир, тем интереснее импровизация. Мы полагаемся на свою интуицию. «Интуэри» по-латыни означает «смотри зорко».

Есть тонкий момент в альянсе авторского вмешательства — не испортить стихию графического пятна. Безусловно, выручает умение рисовать. Техникой монотипии свободно владеют многие художники, правда редко воспринимая ее серьезно, предпочитая волевые способы в изображении.

Создание монотипии — это не замена исследовательского рисунка, где карандаш способен изображать, изучая предмет и пространство, рисуя с натуры. Это скорее тренировка глаза на способность мыслить визуальными образами и благодарность к неповторимой единственности случая. Образно я вижу огромный хрустальный шар с тысячами тысяч плоских сияющих граней. Когда идет работа мысли, он начинает свое движение в разных направлениях с целью поиска той единственной грани, которая, встретившись с данным пятном, дает сияние лучика, озаряет наше сознание, и мы встречаемся. Дорогого стоят эти встречи. Как будто легкий намек дает подсказку сознанию. И воображение достает из памяти образы, примеривает или отвергает их. И вдруг, как точный укол шпагой — оп! — попадание в цель.

Возможность увидеть образ в хаосе красочного пятна и довести его до убедительной поэтической реальности является практически «волшебством». Простота и легкость получения красочного пятна сопряжена с очень непростой задачей композиционного завершения, и здесь мне приходит на помощь школа живописи старых мастеров.

Окончив ЛВПХУ им. Мухиной, я занималась разлюбезной моему сердцу керамикой и никогда не забываемой живописью. Занятия монотипией были всегда тем, что англичане называют Take it easy («Возьми легко»). Это напоминало мне графику японцев с их знаменитым стилем свободного запястья. Я стала ценить единственность касания кисти, понимая ценность мгновения. И вот наступил тот момент, когда я решилась выставить свои монотипии на суд зрителей. Этого бы не случилось, не наткнись я однажды на цитату Леонардо да Винчи:

«Я не премину поместить среди этих наставлений новоизобретенный способ рассматривания; хоть он и может показаться ничтожным и почти смехотворным, тем не менее он весьма полезен, чтобы побудить ум к разнообразным изобретениям. Это бывает, если рассматриваешь стены, запачканные разными пятнами, или камни из разной смеси. Если тебе нужно изобрести какую-нибудь местность, ты сможешь там увидеть подобие различных пейзажей, украшенных горами, реками, скалами, деревьями, обширными равнинами, долинами и холмами самым различным образом; кроме того, ты можешь там увидеть разные битвы, быстрые движения странных фигур, выражения лиц, одежды и бесконечно много таких вещей, которые ты сможешь свести к цельной хорошей форме…» (Леонардо да Винчи. Суждения о науке и искусстве. СПб.: Азбука, 1998. С. 58.)

Художник Арина Даур (Санкт-Петербург, 2006 г.)

От автора

Любезный друг Читатель!

Позволь мне обратиться к тебе с приветствием как к давнишнему знакомому, хотя мы с тобой, возможно, и не встречались так давно, что почти никогда.

Тем не менее мне хочется верить, что мы нашли друг друга: ты — меня, я — тебя. И так славно, что мы можем с тобой побеседовать. Так же как и я, ты, наверное, понимаешь, что в этом тесном мире все-таки трудно, а иногда почти невозможно сохранить или найти собственный мир, свою планету, где можно разговаривать на одном языке, верить в одну истину, радоваться красоте, которая раскрывается только для твоих глаз.

Наверное, без околичностей можно было бы начать этот мир миром Детства, ибо каждый приходит в мир со своими глазами, ушами, сердцем, а порой и памятью. Именно в детстве из уст матери, отца, дедушки или бабушки сыпятся золотые камешки, из которых можно построить замок, дворец или вымостить дорогу будущего.

Мир движется по спирали. И как на пластинке, в первые семь лет прокручивается сюжет всей жизни, где присутствуют любовь, становление, разочарование, утраты, которые в следующие семилетия повторяются на иной сцене, с иными действующими лицами. Так вот случилось и со мной.

Будучи ребенком, пришедшим в мир в военные годы, я, конечно, впитал в себя тревоги, горечь и волнения того времени. Но чтобы я не сломался, моя матушка дарила мне россыпи стихов и песен замечательных дней нашего прошлого. То были песенки Вертинского о далеких островах, о Сингапуре, о жизни маленьких и больших мечтателей, чьи романтические грезы порой сказочно воплощались в жизнь.

Среди прочих запомнились мне в ту пору стихи А. К Толстого. Они легли в мою душу и стали колеей, по которой покатилась моя жизнь. С улыбкой я вспоминаю протесты отца: «Нина, что ты рассказываешь ему?.. Замки, смерть, привидения?» — «Да ведь он маленький, все равно ничего не понимает. Для него важен ритм слов и музыки, под который он и заснет», — отвечала она.

В самом деле, свои колыбельные напутствия матушка часто сопровождала игрой на пианино.

Так вот, Друг мой, позволь приведу тебе слова одного из любимых стихотворений, определивших мою судьбу.