Сумхи - [4]
Значения прозвища «спекулянт» я в то время не понимал, но про себя решил так: дядя Цемах привык носить майку и короткие — до колен — штаны цвета хаки, еще там, в Варшаве. Он привык засыпать, сидя перед радиоприемником в этом своем наряде, и с тех пор не изменился к лучшему, держался своих странных привычек и здесь, в Тель-Авиве, на улице Бограшов, засыпая перед приемником в майке и в коротких штанах.
"Ну и что, — думал я, — что в этом такого?" И кроме всего прочего, дядя Цемах жил на улице Грузенберг, а не на улице Бограшов.
А еще иногда дядя Цемах вдруг затягивал песню. Пел он надтреснутым голосом, с большим чувством:
О дядиных причудах говорили у нас на идише, чтобы я не мог понять, все эти речи завершались тревожным шепотом, и в самом конце всегда шипело словечко «мешигинер» ("сумасшедший"). Но я не считал, что дядя Цемах сумасшедший. Даже когда он пел свою песню (или какую-нибудь другую), я чувствовал, что на сердце у него грустно. Но иногда он, наоборот, был веселым и шутил беспрестанно.
Скажем, усаживался он с моими родителями и тетей Эдной под вечер у нас на балконе и начинал говорить о вещах, которые никак нельзя обсуждать в присутствии детей: о сделках и прибылях, о земельных участках, финансовых хитростях, скандалах и изменах в кругах богемы, а иногда даже произносил грубые словечки, и тут его заставляли немедленно замолчать:
— Ша! Йоцмах![15] Что с тобой? Ты спятил? Ведь мальчишка сидит тут, все слышит, а он не грудной младенец!
…А какие дядя Цемах привозил мне подарки! Он всегда выбирал вещи неожиданные, от которых захватывало дух.
Однажды он подарил мне альбом китайских марок, который свистел, когда его открывали. Как-то раз привез настольную игру, но все надписи там были по-турецки. Однажды я получил черный пистолет, который стрелял по врагу водяной струей. В другой раз он подарил мне аквариум с парой рыбок гуппи, которые, как потом выяснилось, оказались двумя самцами. Привез он мне и ружье, стрелявшее стрелами ("Ты совсем с ума сошел, Йоцмах? Ведь такой стрелой ребенок может, не дай Бог, выбить кому-нибудь глаз!"). А однажды зимой подарил мне дядя Цемах нацистские деньги, и такого не было ни у кого в нашем квартале ("Йоцмах, ну, в самом деле, это переходит все границы!"). На пасхальный седер[16] он принес мне в подарок шесть белых мышек в клетке ("Ну, что еще ты подаришь ребенку? Змею? Блох? Может, жуков?").
И вот однажды весь путь от Центральной автобусной станции на улице Яффо до нашего дома проделал дядя Цемах на подержанном велосипеде марки "Ралли".
Велосипед этот был в полном порядке: и звонок, и фонарь, и багажник, и отражатель света сзади, но только стержень, соединяющий седло с рулем, — рама — отсутствовал.
В первую минуту я, в порыве безмерной радости, не понял всей серьезности этого факта — отсутствия рамы.
— На этот раз ты и в самом деле перешел все границы, Цемах, — сказала мама. — Ведь парню только одиннадцать. Что же ты собираешься подарить ему в день бар-мицвы?[17]
— Верблюда, — спокойно ответил дядя Цемах.
Ответил так, будто заранее был готов к этому вопросу.
Папа сказал:
— Быть может, стоит подумать, Цемах, к чему все это может привести?
Я не дождался дядиного ответа, мне было все равно, к чему это может привести. Весь во власти сумасшедшей радости и гордости я помчался с велосипедом на задний двор, туда, где меня никто не мог увидеть. Я расцеловал руль, потом поцеловал несколько раз тыльную сторону ладони и заорал шепотом:
— Господи Боже, Господи Боже, Господи Боже!
И вдруг вырвался из моей груди дикий вопль "Ги-ма-ла-и!!"
Затем я прислонил велосипед к дереву и подпрыгнул высоко вверх. Чуть успокоившись, я заметил отца. Он возвышался надо мной, стоя в проеме окна, и наблюдал. Нарушив долгое молчание, отец произнес:
— Ладно. Пусть будет так. Я прошу лишь одного: мы с тобой заключим сейчас небольшой договор. Ты будешь кататься на своем велосипеде не более полутора часов в день. Ты всегда будешь ездить по правой стороне дороги, даже если улица пустынна. И ты не выедешь за пределы улиц Малахи, Цфания, Зхария, Овадия и Амос. На улицу Геула ты не поедешь, там всегда носятся британские шоферы из лагеря «Шнеллер»; они зачастую пьяны или попросту рады делать нам пакости, а иногда — и то, и другое вместе. И, пожалуйста, сделай милость, на перекрестках действуй с умом. Дядя Цемах воскликнул:
— Взвейтесь, соколы, орлами!
Мама:
— Да, да, только осторожно.
Я сказал:
— Ладно. Пока.
И лишь когда отдалился от них, крикнул:
— Все будет в порядке! — и выкатил велик на улицу.
Как смотрели на меня мои одноклассники и соседские дети, большие и малые!
Краешком глаза, чтобы они не заметили, я тоже посматривал на них и видел зависть, презрение, злобу.
А мне-то что, мне безразлично.
Медленно, словно участвуя в какой-то процессии, я прошествовал перед ними, ведя одной рукой свой велосипед под носом у всех вдоль тротуара. На моей физиономии застыло безразлично-лицемерное выражение, будто я хотел сказать: "Ничего особенного. Просто велосипед «Ралли». Вы, конечно, можете лопнуть на месте, ну и пожалуйста, это на вашей совести, а мне до этого дела нет".
Зима 1959-го, Иерусалим. Вечный студент Шмуэль Аш, добродушный и романтичный увалень, не знает, чего хочет от жизни. Однажды на доске объявлений он видит загадочное объявление о непыльной работе для студента-гуманитария. Заинтригованный Шмуэль отправляется в старый иерусалимский район. В ветхом и древнем, как сам город, доме живет интеллектуал Гершом Валд, ему требуется человек, с которым он бы мог вести беседы и споры. Взамен Шмуэлю предлагается кров, стол и скромное пособие. В доме также обитает Аталия, загадочная красавица, поражающая своей ледяной отрешенностью.
Герой романа "Познать женщину" — охотник за чужими тайнами. Сверхъестественное чутье на ложь сделало его бесценным агентом спецслужбы. Однако после смерти жены он уходит в отставку, чтобы быть рядом с дочерью. Теперь он мучительно вглядывается в собственное прошлое, и его не покидает смутное чувство, что жизнь — не поддающийся расшифровке секретный код. В своей книге "Познать женщину" Амос Оз тонко, как Стриндберг, раскрывает самую суть брака.
Израиль шестидесятых накануне Шестидневной войны. Постылые зимние дожди заливают кибуц Гранот. И тоска подступает к сердцу бывалых первопроходцев, поднимавших гиблые земли, заставляет молодых мечтать об иной жизни.Не живется Ионатану Лифшицу в родном кибуце.Тяготит его и требовательная любовь родителем, и всепрощающая отстраненность жены, и зимние дожди, от которых сумрачны небо и душа. Словно перелетную птицу, манят Ионатана дальние дали.Ведь там, далеко, есть великие горы, и большие города стоят по берегам рек.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Ветер — «руах» на иврите. Это слово имеет много значений: ветер, дух, душа, сущность, свойство, лишь некоторые из них. Заглавие взято из Екклесиаста [11:5]. Для проникновения в замысел автора следует принять в расчет многозначность ивритского слова «руах».
В новом романе Амоса Оза главный герой — некий писатель — приходит на встречу с публикой. Оглядывая собравшихся в зале, он некоторых из них наделяет именем и судьбой. Живые люди становятся персонажами и отныне ходят тропой его воображения.По сути, эта книга — попытка Оза устами своего героя ответить на важнейшие вопросы философии творчества: "Почему ты пишешь?", "Каково это — быть знаменитым писателем?", "Как ты определяешь себя самого?".