Сумерки зимы - [16]
– Да, – сказал он и внезапно понял, что это важно, очень важно. – Он плакал.
Вглядываясь в голубые радужки, застывшие на мысленном кадре, казалось, он различал собственное отражение во влажных зрачках. С сухих губ сорвался едва различимый шепот:
– Почему ты плакал? И по кому?
Глава 5
Дом к северу от города, к востоку от всего остального; три поворота налево и один направо сразу за границей нового участка – кварталов, возведенных для молодых семей по плану, который мог бы соорудить ребенок с листом миллиметровки и коробочкой домиков для игры в «Монополию».
Три спальни. Черепичная плитка в шахматную клетку. Терраса, крышу которой подпирают крашеные шпалы, и задний дворик в девять бетонных плит. Вся отделка – унылая безликость, в расчете на людей, покупающих через агента, не глядя.
Вот и дом, подумал Макэвой; до смерти уставший, он сонно припарковал свой минивэн у обочины, глядя на жену – кинозвезду в прямоугольной афише окна. Она ждала его с сыном на руках, оба махали папочке.
Поздно. Слишком поздно, и Фину давно пора спать. Должно быть, вздремнул вечерком. Теперь не уснет всю ночь, будет прыгать на родительской кровати, примерять отцовские ботинки и топать в них по кухонному линолеуму, давя воображаемых чудищ.
Это ради него Ройзин уложила мальчика поспать днем, чтобы вечером Фин был полон сил и смог поднять папочке настроение, когда тот вернется после работы, с головой, разрывающейся от напора мыслей.
Ройзин распахнула дверь, и Макэвой не смог решить, кого целовать первым. А потому обнял сразу обоих. Ощутил, как к щеке прижалась голова Фина. Другой щеки коснулись губы Ройзин, мягкие и теплые. Он притискивал жену и сына к себе, а рука Ройзин мягко гладила его по спине. Макэвой вбирал их тепло, вдыхал его запах.
– Прости меня, – прошептал он, не совсем уверенный, кому именно: жене, или мальчику, или мирозданию.
Наконец он отстранился. Ройзин шагнула назад, пропуская мужа в маленькую прихожую, упиравшуюся в лестницу. Закрыв дверь, он повернулся и смахнул со стены рисунок, которому от него доставалось чуть ли не каждый день уже два года – все то время, что семья жила в этом доме, который он впервые может назвать собственным. Супруги привычно рассмеялись. Макэвой нагнулся, поднял рисунок и неуклюже повесил обратно на гвоздь. Карандашный набросок горного склона, выполненный неуверенной, неопытной рукой. Когда-то, пока воспоминания детства оставались символом счастливых времен, рисунок многое значил для Макэвоя, но теперь, после появления в его жизни Фина, рисунок потерял свое значение. И после появления Ройзин, конечно.
Как же она красива. Худенькая и темноволосая; происхождение выдает чуточку смуглая, песочного оттенка кожа. Отец Макэвоя с первого взгляда определил этот оттенок как «торфяной» – у него это прозвучало комплиментом.
Сегодня на Ройзин облегающий фигуру спортивный костюм, волосы рассыпаны по плечам. В мочках ушей лишь пара маленьких колечек. Прежде их украшали ряды карабкавшихся все выше сережек, но Фин полюбил дергать за них, и в последние месяцы Ройзин пришлось себя ограничить. То же и с золотом, поблескивающим на шее. Она носит две цепочки. На одной качается пластинка с ее именем: подарок отца на шестнадцатилетие. На другой – простая жемчужина, застывшая дождевая капля, которую Макэвой преподнес в их свадебную ночь на случай, если одного только сердца в качестве дара покажется мало.
Не дожидаясь просьбы, Ройзин передает Фина отцу. Просияв, ребенок широко распахивает рот и принимается передразнивать выражение лица Макэвоя. Оба хмурятся, ухмыляются, дурашливо плачут, щелкают зубами, изображая монстров, пока не принимаются хохотать, – и Фин извивается в восторге. Наконец Макэвой спускает мальчика на пол, и тот, облаченный в голубые джинсы, белую рубашку и крошечную жилетку, враскачку бежит наверх, тараторя на придуманном языке, который Макэвой, к своему великому сожалению, едва понимает.
– Ты ждала, – заметил он, входя в гостиную.
Ройзин собиралась развесить сегодня рождественские украшения. У них есть пластиковая елка и набор игрушек, полдюжины флажков для веревочки над электрокамином, но все пока лежит в картонной коробке у кухонной двери.
– Без тебя совсем не так весело, – ответила жена. – Сделаем это вместе, как-нибудь потом. Как обычные семьи.
Макэвой снял пальто, бросил на спинку кресла. Ройзин обняла его снова, чтобы ощутить его тело без преграды в виде громоздкого пальто. Макушка жены достает ему до подбородка, и Макэвой целует ее. Волосы пахнут свежей выпечкой, чем-то сладким и праздничным. Пирожками с изюмом, пожалуй.
– Прости, что задержался, – сказал он, но Ройзин притянула лицо мужа к своему.
В ее поцелуях Макэвою чудились вишня и корица. Они так и стояли неподвижно в обрамлении окна, пока в гостиной не появился Фин и не принялся молотить по отцовской ноге деревянной коровой.
– Это мне дедушка прислал, – похвастался Фин, поднимая игрушку выше. – Корова. Корова!
Макэвой взял ее в руки. Рассмотрел, узнавая почерк резчика. Представил отца: у верстака, стекла очков припорошены опилками, в руках, затянутых в обрезанные перчатки, нож или стамеска, – сосредоточенный на миниатюрных деталях, он вдыхает жизнь в деревянные игрушки.
Максим, как и многие люди, жил обычной жизнью, не хватая звёзд с неба, но после поездки в Индию, где у него произошла довольно странная встреча с одним мудрым старцем, фундамент его привычного мировоззрения дал трещину, а позже и вовсе рассыпался в прах. Новый смысл и уже иные горизонты увлекли молодого человека к разгадке очень древней тайны жрецов… И это ещё не всё, впереди другие приключения и жизненные головоломки. С уважением, Вячеслав Корнич.
Тяга к взрослым мужчинам — это как наркотик: один раз попробуешь — и уже не в силах остановиться. Тем, для кого априори это странно, не объяснишь. И даже не пытайтесь ничего никому доказывать, все равно не выйдет. Банально, но вы найдете единомышленников лишь среди тех, кто тоже на это подсел. И вам даже не придется использовать слова типа «интерес», «надежность», «безопасность», «разносторонность», «независимость», «опыт» и так далее. Все будет ясно без слов. Вы будете искать этот яд снова и снова, будет даже такой, который вы не захотите пустить себе по вене, но который будете хранить у самого сердца и носить всегда с собой.
Мэпллэйр – тихий городок, где странности – лишь часть обыденности. Здесь шоссе поедает машины, болотные огни могут спросить, как пройти в библиотеку, а призрачные кошки гоняются за бабочками. Люди и газеты забывают то, чего забывать не стоит. Нелюди, явившиеся из ниоткуда, прячутся в толпе. А смерть непохожа на смерть. С моста в реку падает девушка. Невредимая, она возвращается домой, но отныне умирает каждый день, раз за разом, едва кто-то загадает желание. По одним с ней улицам ходит серый мальчик. Он потерял свое прошлое, и его неумолимо стирают из Мироздания.
Молодая семья, идеальный быт, идеальные отношения. Сэм – идеал мужчины и мужа. Мерри – прекрасная мать и хозяйка. И восьмимесячный малыш Конор, ангелочек. Сейчас они живут в Швеции, в доме с цветущим садом… Мерри приглашает подругу детства по имени Фрэнк погостить у них какое-то время. Постепенно Сэм начинает проявлять к ней повышенное внимание, и это пугает молодую супругу. А вот Фрэнк замечает кое-что странное в отношении Мерри к сыну… С каждым новым днем, проведенным в семье, Фрэнк убеждается, что все, что она видит – иллюзия, маски, за которыми скрываются настоящие лица: жестокие, деспотичные и кошмарные.
Кира Медведь провела два года в колонии за преступление, которого не совершала. Но сожалела девушка не о несправедливости суда, а лишь о том, что это убийство в действительности совершила не она. Кира сама должна была отомстить за себя! Но роковой выстрел сделала не она. Чудовищные воспоминания неотступно преследовали Киру. Она не представляла, как жить дальше, когда ее неожиданно выпустили на свободу. В мир, где у нее ничего не осталось.
В маленьком провинциальном городке Дерри много лет назад семерым подросткам пришлось столкнуться с кромешным ужасом – живым воплощением ада. Прошли годы… Подростки повзрослели, и ничто, казалось, не предвещало новой беды. Но кошмар прошлого вернулся, неведомая сила повлекла семерых друзей назад, в новую битву со Злом. Ибо в Дерри опять льется кровь и бесследно исчезают люди. Ибо вернулось порождение ночного кошмара, настолько невероятное, что даже не имеет имени…