Сумерки памяти - [37]

Ирина почти подошла к дому, в котором вот уже семь лет жила вдвоем со своим мужем Сергеем Грабовым, оказавшим в свое время большое влияние на ее тогда еще недозревшее мировоззрение. В тот год, когда произошло их знаменательное знакомство, была очень ранняя весна, и маленькие букеты гиацинтов продавались по всему городу, раскрашивая разноцветными пятнами тающий светло-серый снег. Эта только что родившаяся весна, такая же сырая в своем раннем пробуждении, как и сама Ирина, дарила всем надежду на жаркое лето и обещала, размахивая теплыми ветрами, много радостных волнений и перемен. И она не обманула. Были и радости и перемены, обернувшиеся впоследствии отнюдь не бунтарскими переворотами в космическом мироустройстве, какими они представлялись Ирине весь первый год после свадьбы, но просто тихими и логическими продвижениями по жизни, сопровождающими любое изменение социального статуса.

Свой медовый месяц Ирина с Сергеем провели, собирая раскрасневшуюся от хорошей погоды землянику в небольшом санатории под Ярославлем. Стоявший на берегу озера особняк Екатерининской эпохи принял их как радушный хозяин и терпеливо выслушивал бесконечные и наивные разговоры о том, как будет протекать их жизнь в ближайшие десять, двадцать, а то и все пятьдесят лет семейной идиллии. Но только первый год получилось прожить так, как мечталось под ярославскими березами, а потом что-то, едва заметное, прокралось в их дом, и притаившись за занавесками, стало медленно, но очень усердно вытравлять из их взаимоотношений те самые трогательность и заботу друг о друге, которые делали их брак непохожим на другие. Достаточно было всего трех лет, чтобы для общения друг с другом Ирине и Сергею стало необходимо терпение. И именно оно было возведено ими через семь лет в столь высокий ранг, что заняло пьедестал, который они когда-то построили для любви. Но если Сергей понял это сразу, почти тогда же, когда сам положил начало этому распаду чувств, сказав в первую годовщину свадьбы, что в ближайшие годы их дом не огласится детскими голосами, то Ирина, в отличие от него, до сих пор была уверена, что живет по тому плану, который она бережно хранила в памяти со времен ярославских прогулок. Ей просто все трудней и трудней становилось доказывать себе, что она хочет жить именно так как живет, и что те чувства, которые они с Сергеем испытывают друг к другу, все еще можно назвать любовью. Она стала придумывать себе множество псевдонеобходимых занятий, разрабатывала схемы семейных праздников и развлечений, то есть всеми силами старалась поддержать то, что без ее стараний уже давно рухнуло бы, рассыпавшись мелкой пылью.

Но сейчас, когда взгляд привычно искал освещенные окна на пятнадцатом этаже, Ирина не думала о причинах, сделавших ее жизнь столь перегруженной непонятными заботами. Она остановилась у подъезда и, вдруг, в первый раз за много лет почувствовала, что не хочет идти домой: «Зачем мне возвращаться в эту квартиру, где Сергей вновь и вновь будет говорить мне о тех вещах, которые мне совсем не интересны, а я, вопреки собственным желаниям, зачем-то буду делать вид, что полностью разделяю его точку зрения?». И она сама испугалась того, что пришло ей в голову, но не отбросила эту мысль, а почему-то ухватилась за нее, и находя в этом какое-то сладостное упоение, продолжала думать о своей роли в жизни Сергея. «Я ему нисколько не нужна, и меня почему-то совсем не волнует, как и когда это могло произойти. Странные мысли приходят мне на ум сегодня вечером. Но домой я все-таки пойду, потому что как только я переступлю порог, все сразу встанет на свои места, и я снова почувствую себя любимой, и я сразу пойму, что он во мне нуждается, и все будет как прежде», — подумала Ирина и медленно пошла по направлению к подъезду.

Ключ должен был повернуться в замке полтора раза, прежде чем привычный мир теплого уюта, создаваемого годами, принял бы ее в свои объятья, утешил и прояснил всю непонятность этого вечера, но именно этих оборотов ключа и не хватило Ирине, чтобы понять, что жизнь продолжает идти своим чередом. По странному недоразумению Сергей забыл закрыть за собой дверь, и оказалось достаточно только небольшого толчка усталой неуверенной рукой, чтобы эта дверь подалась и отворилась, пропуская Ирину в свой собственный дом, как гостью, случайно появившуюся и неожиданно решившую зайти.

Она прокралась тихо и незаметно, сбросив при входе запылившиеся от дневной усталости туфли и, не снимая плаща, прошла в комнату и села в кресло.

Из кухни доносился голос говорившего по телефону Сергея:

— Да, я бы с удовольствием, но сейчас она уже вернется с работы, и мне придется весь вечер сидеть дома, изображая из себя примерного мужа…

Ирина насторожилась и как-то внутренне похолодела. «Неужели он говорит с какой-нибудь женщиной», — подумала она и, продолжая сидеть в кресле, стала с еще большим вниманием слушать продолжение разговора.

— Нет, Павел, ты же знаешь, что это невозможно. Я никогда не смогу ей сказать. Да и если бы я нашел в себе эти силы, то не думаю, что она поверила бы мне, ведь мы прожили столько лет… Впрочем, зачем этот разговор? Все так удобно и спокойно, что любое изменение было бы мне очень некстати, тем более теперь, со всеми этими проблемами на работе.