Сумерки божков - [6]
— Ну целый-то день вашу исповедь слушать — это и у меня, и у милейшего нашего Шмуйлы Аухфиша тоже времени не найдется, — перебил хохочущий Мешканов. — Нет, вы вот что… Я вас обработаю в пять минут… Когда изволили родиться?..
— В 18-м, 7-го декабря.
— На другой день Миколы[26]; стало быть, опоздали сутками к празднику… хо-хо-хо-хо!.. Родители и место действия?
— Отца звали Константин Нордман. Он был швед, служил техником на рафинадном заводе — знаете, графов Храбринских в Киевской губернии… Там я и родился. Мать Ольга Андреевна — русская…
— Имел честь вчера познакомиться. Почтеннейшая особа… И, надо думать, красавица была: до сих лет эффект сохранила, — не заметив — мимо не пройдешь. Родитель здравствует?
— Я никогда не видал отца. Он, знаете, был немножко чудак… знаете, личным не интересовался, только думал о Боге и о свободе человеческой. Прочитал, знаете, однажды в газетах, что в Южной Америке война — чилийцы за демократию свою дерутся… Задумался, бросил службу у графов и уехал, знаете, добровольцем… Там и пропал…
— Тэк, тэк, тэк… позвольте, позвольте: сие надо записать — Аухфишу для поэзии… хо-хо-хо-хо!.. Анекдот для ихнего брата — великое дело… Так что вы изволили расти, в некотором роде, сиротою?
— Даже и не в некотором роде, — улыбнулся молодой человек, — а во всех родах… Мама моя ведь была совсем молодая тогда… скоро, знаете, опять замуж вышла, тоже за Нордмана, одного дальнего родственника нашего… чрезвычайно богатый человек, знаете… Ну у них, знаете, своих детей очень много появилось… Так что я… я у няньки своей возрастал… там, знаете, на заводской слободке… Ее звали Горпина, а по фамилии Пимоненко… Только об этом, что я у няни долго один оставался, если можно, Мартын Еремеич, лучше бы, знаете, не писать: маме, знаете, будет неприятно!..
Голос Нордмана, и без того глуховатый, упал, стал больной и робкий, а глаза выцвели и потускнели. Режиссер покосился на него из-за записной книжки. «Мамашенька-то, как видно, — сахар!» — подумал он и ничего не сказал.
— Образование-с?
— Да-а-а… какое же?.. — краснея, с запинками, возразил композитор. — Я правильного образования не получил… Когда был маленький, ходил в заводское училище… там есть, знаете, техническое, двухклассное… чтобы подготовлять мастеров на графские заводы… А потом — мне уже лет тринадцать было — отчим умер, мама вытребовала меня от няни Горпины… ну и, знаете, в ужас пришла, какой я неуч, и — что говорю, как хохол… Взяла мне репетитора готовить в гимназию… Я, знаете, экзамен сдал, а учиться не стал…
— Хо-хо-хо-хо! Убоялся бездны премудрости! Так-таки и не стали?
— Так, знаете, и не стал.
— Да ведь драли, поди?
— Нет, — с веселым конфузом сознался молодой человек, — хотели драть, но, знаете, не успели: я тогда за границу убежал…
— За гра-ни-цу?!
— Да, знаете, — в Галицию, где Карпаты… местечко Закопане… еще озеро там знаменитое…
— Это вы тринадцати-то лет?
— Нет, мне уж близко четырнадцати было… Да ведь я, знаете, пешком, — словно извинился композитор.
— Уж полагаю, что не в карете… хо-хо-хо-хо!.. осмелюсь, однако, осведомиться, достоуважаемый сэр: за каким, собственно, выражаясь вежливо, чертом угораздило вас попасть на это самое Закопане?
Нордман радостно просиял и сделался совсем похож на ребенка.
— Знаете, это ужасно глупо, хотя… ужасно было хорошо!.. Я, знаете, тогда прочитал один роман… «Борьба за правду»… Эмиля Францоза сочинение, знаете…[27]
— Не читал!
— Это, знаете, о том, как один мужик, гуцул, — Тарасом звали, — не мог найти справедливости ни у пана, ни у начальства, ни у суда, ни, знаете, у самого императора в Вене… ну и, знаете, сделался разбойником в Карпатах, чтобы водворить в своей земле справедливость… Наивно, конечно, знаете, но ужасно, ужасно хорошо… Я именно к нему и ушел, к Тарасу…
— Разбойничать? — захохотал режиссер.
— Да, знаете, все… как он там прикажет… мне он, знаете, ужасно как нравился, и я его ужасно уважал.
— Ну а язык? ведь вы же мальчишка были! Как же вы ушли без языка?
— Нет, отчего же без языка? Я же в Малороссии вырос: одна и та же мова, и народ один… Да, я и по-польски говорю с детства… и на еврейском жаргоне с грехом пополам объясниться могу… В киевских местечках, знаете, это — как-то само собою приходит: смешанная жизнь, знаете… Нельзя без этого…
— И долго — хо-хо-хо-хо! — вы разбойничали у вашего Тараса?
— Нет, знаете, ведь — когда я пришел и стал расспрашивать — оказалось, что его пятьдесят лет тому назад повесили… Я очень жалел… Если бы знал, так не пошел бы, знаете…
— Полагаю! Хо-хо-хо-хо!
— Песни у них там чудесные, — задумчиво сказал Нордман, — я там поразительной красоты мелодию слышал… Или тоже, знаете, когда другие пастухи — которые из стариков — на жилейках[28] играют… удивительно!.. Я ведь целое лето стадо пас…
— Хо-хо-хо-хо! Час от часа не легче! Нет, отец родной, вы простите меня, старика, вы — антик! Я вас интервьюировать не гожусь. Пусть сам Аухфиш… Хо-хо-хо-хо! Вы для него клад! прямо клад! Фельетон на тысячу строк! Полтораста целковых построчного гонорара!
— Другого занятия не было, — ну и пас… Это, знаете, очень тяжело, но и прекрасно… Я, знаете, понимаю, почему поэзия родилась у пастушеских народов… И вот тоже, — почему народ пастухов, знаете, колдунами считает… Ничто, знаете, не развивает так созерцательных привычек и чутья к природе, как пастушеская жизнь… И слушать выучивает… Вы слушали когда-нибудь, то есть — что я! конечно, слушали, кто не слушал? — но любите ли слушать и умеете ли слушать тишину? Ах, — кто умеет слушать, она, знаете, ужасно какая полифоническая!..
Однажды в полицейский участок является, точнее врывается, как буря, необыкновенно красивая девушка вполне приличного вида. Дворянка, выпускница одной из лучших петербургских гимназий, дочь надворного советника Марья Лусьева неожиданно заявляет, что она… тайная проститутка, и требует выдать ей желтый билет…..Самый нашумевший роман Александра Амфитеатрова, роман-исследование, рассказывающий «без лживства, лукавства и вежливства» о проституции в верхних эшелонах русской власти, власти давно погрязшей в безнравственности, лжи и подлости…
Сборник «Мертвые боги» составили рассказы и роман, написанные А. Амфитеатровым в России. Цикл рассказов «Бабы и дамы» — о судьбах женщин, порвавших со своим классом из-за любви, «Измена», «Мертвые боги», «Скиталец» и др. — это обработка тосканских, фламандских, украинских, грузинских легенд и поверий. Роман «Отравленная совесть» — о том, что праведного убийства быть не может, даже если внешне оно оправдано.Из раздела «Италия».
В Евангелие от Марка написано: «И спросил его (Иисус): как тебе имя? И он сказал в ответ: легион имя мне, ибо нас много» (Марк 5: 9). Сатана, Вельзевул, Люцифер… — дьявол многолик, и борьба с ним ведется на протяжении всего существования рода человеческого. Очередную попытку проследить эволюцию образа черта в религиозном, мифологическом, философском, культурно-историческом пространстве предпринял в 1911 году известный русский прозаик, драматург, публицист, фельетонист, литературный и театральный критик Александр Амфитеатров (1862–1938) в своем трактате «Дьявол в быту, легенде и в литературе Средних веков».
Сборник «Мертвые боги» составили рассказы и роман, написанные А. Амфитеатровым в России. Цикл рассказов «Бабы и дамы» — о судьбах женщин, порвавших со своим классом из-за любви, «Измена», «Мертвые боги», «Скиталец» и др. — это обработка тосканских, фламандских, украинских, грузинских легенд и поверий. Роман «Отравленная совесть» — о том, что праведного убийства быть не может, даже если внешне оно оправдано.
Сборник «Мертвые боги» составили рассказы и роман, написанные А. Амфитеатровым в России. Цикл рассказов «Бабы и дамы» — о судьбах женщин, порвавших со своим классом из-за любви, «Измена», «Мертвые боги», «Скиталец» и др. — это обработка тосканских, фламандских, украинских, грузинских легенд и поверий. Роман «Отравленная совесть» — о том, что праведного убийства быть не может, даже если внешне оно оправдано.Из раздела «Русь».
«Единственный знакомый мне здесь, в Италии, японец говорит и пишет по русски не хуже многих кровных русских. Человек высоко образованный, по профессии, как подобает японцу в Европе, инженер-наблюдатель, а по натуре, тоже как европеизированному японцу полагается, эстет. Большой любитель, даже знаток русской литературы и восторженный обожатель Пушкина. Превозносить «Солнце русской поэзии» едва ли не выше всех поэтических солнц, когда-либо где-либо светивших миру…».
Книга «Шесть повестей…» вышла в берлинском издательстве «Геликон» в оформлении и с иллюстрациями работы знаменитого Эль Лисицкого, вместе с которым Эренбург тогда выпускал журнал «Вещь». Все «повести» связаны сквозной темой — это русская революция. Отношение критики к этой книге диктовалось их отношением к революции — кошмар, бессмыслица, бред или совсем наоборот — нечто серьезное, всемирное. Любопытно, что критики не придали значения эпиграфу к книге: он был напечатан по-латыни, без перевода. Это строка Овидия из книги «Tristia» («Скорбные элегии»); в переводе она значит: «Для наказания мне этот назначен край».
Роман «Призовая лошадь» известного чилийского писателя Фернандо Алегрии (род. в 1918 г.) рассказывает о злоключениях молодого чилийца, вынужденного покинуть родину и отправиться в Соединенные Штаты в поисках заработка. Яркое и красочное отражение получили в романе быт и нравы Сан-Франциско.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (1881 — 1942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В девятый том Собрания сочинений вошли произведения, посвященные великим гуманистам XVI века, «Триумф и трагедия Эразма Роттердамского», «Совесть против насилия» и «Монтень», своеобразный гимн человеческому деянию — «Магеллан», а также повесть об одной исторической ошибке — «Америго».
Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (1881–1942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В третий том вошли роман «Нетерпение сердца» и биографическая повесть «Три певца своей жизни: Казанова, Стендаль, Толстой».
Во 2 том собрания сочинений польской писательницы Элизы Ожешко вошли повести «Низины», «Дзюрдзи», «Хам».