Сумеречная зона - [13]

В своей комнате он сбросил с себя всю пропотевшую одежду, но вспомнив, что не один в доме, со вздохом натянул шорты и направился в ванную, держа в руке смятое белье.

Уже стоя под душем, он сообразил, что девчонке следует дать какую нибудь сменную одежду, и вспомнил, что уже второй день видит ее в чистой майке и юбке, хотя никаких других следов стирки не отметил.

— Ты можешь, смотреть телевизор, если хочешь, сказал он, выйдя из ванной и проходя через кухню, где она тихо сидела в углу, положив руки на колени. — Умеешь пользоваться видеомагнитофоном?

— Умею.

— Так пользуйся. Там полно кассет. — Среди этих кассет полно было и порнух, приобретенных в те еще времена, когда порно было большой цацой, но не его дело было, следить за ее нравственностью.

В своей комнате, которая служила и спальней и кабинетом и баром, он плеснул себе джину и вытянулся на кровати, поставив стакан на грудь.

Последнее время что-то не пускало его привычно провалиться в сон по вечерам, какие-то неопределенные воспоминания, какие-то смутные ассоциации, как-то связанные с последним убийством, проникали в сознание через щель между сном и бодрствованием и будоражили его. Воронцов отнюдь не был впечатлителен, работа давно превратила его ум в зеркало, отражающее все негативные впечатления, но зеркало дало трещину, что-то проникло под его поверхность и бродило в зазеркалье, прячась от света глаз. Что?

Как всегда, когда ему приходилось выпить много, но понемногу, алкоголь почти перестал действовать на него, он был, не ко времени, трезв и знал, что лежит перед выбором: либо провести без сна беспросветную ночь, либо прикончить начатую бутылку джина. Бутылка джина освещала его бессонные ночи уже много лет, подобно лампе Алладина и, допив свой нагрудный стакан, мудрый Воронцов, кряхтя, поднялся к книжному шкафу, где прятался джин, уместно соседствуя, с подшивками журнала «Следственная практика» и китайской пейзажной лирикой. Но в стоячем положении мысли его перетекли в предметность, как только голые пятки коснулись твердой земли, и, вспомнив о взятых на себя обязательствах, он решил покончить с делами дня и перед тем, как преступить к терапии, выдать постоялице сменную одежду. Порывшись в шифоньере, он извлек комплект из шортов и майки, точно таких же, какие были на нем и, которые дарила ему мать на каждый его день рождения в течение последних десяти лет перед своей смертью, вышел в гостиную, где постоялица сидела перед телевизором, и молча бросил комплект ей на колени. Он не произнес никаких напутственных слов, поскольку девчонка не успела или не захотела нажать на кнопку дистанционки и в этот момент на экране чей-то здоровенный член влазил во что-то, похожее на сизые куриные потроха, а он почел за лишнее влазить со своими напутствиями.

Вернувшись в комнату, Воронцов с чистой совестью плеснул себе терапевтическую дозу и, отпив глоток, вытянулся на постели, привычно поставив стакан на грудь — как поминальные сто грамм на могильную плиту.

Что? Что мешало сыщику с таким опытом, как у Воронцова, привычно выбросить из головы работу, закрыв за собой дверь райотдела? Еще будучи на пятнадцать лет моложе, Воронцов работал в оперативно-следственной группе союзного МВД. расследовавшей сумгаитскую резню, он видел осушенные русла арыков, сплошь выстеленные серыми телами, — женщин, детей и стариков, поскольку мужчин поубивали и сожгли в домах, которые они пытались защитить, и после целого дня работы среди жутко воняющих трупов и пепелищ, с запахом жареного мяса, — он шел к девкам в общежитие ближайшего хлопкового завода и не терял потенции, и пил с ними самогон, и спокойно засыпал, без всяких кошмаров. За свою жизнь Воронцов видел столько последствий, стольких зверских, нечеловеческих преступлений, сколько не видел и никогда не увидит ни один солдат на войне. Он привык. Он ничему не удивлялся. Он точно знал, что человек — самое жестокое и самое хищное из всех животных. Чем его могло зацепить почти рядовое убийство в промзоне? Что-то там было, что-то, за что зацепился его внутренний свидетель, что-то такое, что выводило событие из ряда вон. Куда? В каком контексте его следовало рассматривать? Контекста не было, событие висело в пустоте, оно выглядело пришельцем из другого пространства.

Он встал, чтобы наполнить стакан, — зеркало на стене повторило жест, и жест казался идентичным, но Воронцов знал, что на самом деле — там все наоборот. В зеркале невозможно увидеть себя. Чтобы увидеть себя истинного, надо иметь два зеркала и заглянуть в странное пространство между ними, которое начинается нигде и уходит в никуда. Воронцов отсалютовал стаканом своему отражению и тихо рассмеялся — отражение качнулось очень натурально, запрокидывая белое лицо.

Девочка за стенкой сидела в темноте, выключив телевизор. Зрелище, увиденное ею на экране, заворожило ее, как зрелище тяжелой автомобильной аварии завораживает случайного прохожего. Она случайно наткнулась на эту кассету и не выключила видеомагнитофон, когда Воронцов вошел в комнату не потому, что проигнорировала, а потому, что не увидела его. Теперь она сидела в темном пространстве, прорезанном лучами луны через щели штор, наедине со своим отражением, смотрящим на нее из мертвой глубины телеэкрана. Она пыталась вспомнить себя, нащупать в своем прошлом сенсоры, позволяющие осознать, кто она и откуда, но ничего не всплывало из глубин ее памяти, кроме собственного лица. Но откуда-то она знала способ, наполняющий тело незнакомой энергией и включающий внутренний экран, заполненный странно знакомыми образами, луна подсказала ей способ.