Сумасшедшее семя - [31]

Часть третья

Глава 1

Дождливый август и сухой сентябрь, однако, казалось, заболевание всемирного урожая зерна поднимается выше погоды, словно летательный аппарат. Это была неизвестная прежде гниль, структура которой под микроскопом не отвечала ни одной картине болезни и которая сопротивлялась любым ядам, какие могло изобрести Глобальное Сельскохозяйственное Управление. Но она заразила не только рис, маис, ячмень, овес, пшеницу: с деревьев и кустов падали фрукты, пораженные какой-то гангреной; картофель и прочие корнеплоды оборачивались комьями черно-синей грязи. Кроме того, животный мир: глисты, кокцидиоз, лишай, окаменелость костей, птичья холера, проплазия яйцевода, гнойный уретрит, паралич, дисплазия скакательного сустава, — вот лишь некоторые болезни, бушевавшие в инкубаторах, превращая их в полные перьев морги. В начале октября на северо-восточное побережье выбрасывало косяки тухлой рыбы; реки провоняли.

Достопочтенный Роберт Старлинг, Премьер-Министр, лежал октябрьской ночью без сна, ворочаясь в одиночестве на двуспальной кровати, откуда был изгнан его дружок. Голова его была полна голосов — голоса специалистов твердили, что они не знают, просто даже не знают; голоса фантастов обвиняли вирусы, зайцем прибывшие на возвращавшихся лунных ракетах; смачные голоса паникеров объявляли на последней Конференции Премьеров Ангсо: «Этот год переживем, мы почти сумеем прожить этот год, но обождите следующего…» А один очень интимный голосок нашептывал статистику и демонстрировал в темноте спальни ужасающие диапозитивы.

— Здесь мы видим последний голодный бунт в Кочбихаре, в результате которого в общей могиле погребено по самому общему счету четыре тысячи; фосфорного ангидрида навалом, правда? А теперь перед нами в высшей степени красочные изображения голодающих в Гулбарге, Бангалоре и Раджуре: посмотрите поближе, полюбуйтесь торчащими ребрами. А теперь перейдем к Ньясаленду: голод в Ливингстоне и Мпике. Могадишо, Сомали, — у стервятников большой праздник. А теперь пересечем Атлантический…

— Нет! Нет! Нет! — Достопочтенный Роберт Старлинг крикнул так громко, что разбудил своего маленького дружка Абдул Вахаба, коричневого мальчика, спавшего на низенькой выдвижной кроватке в гардеробной достопочтенного Роберта Старлинга. Абдул Вахаб прибежал, завернувшись в саронг, включил свет.

— Что такое? В чем дело, Бобби? — Нежные карие глаза полны заботы.

— Ох, ничего. Тут уж нам ничего не поделать. Ложись в постель. Прости, что разбудил.

Абдул Вахаб сел на край пружинистого матраса и погладил лоб Премьер-Министра.

— Ну, — сказал он. — Ну-ну.

— Все, видно, думают, — сказал Премьер-Министр, — будто мы затеяли эту игру в каких-то своих целях. Думают, я власть люблю. — Он благодарно закрыл глаза под прохладным касанием пальцев. — А ведь никто не знает, никто просто не знает самого главного.

— Конечно, не знает.

— Все это для их же пользы, мы же все делаем им на благо.

— Конечно.

— Как им понравилось бы на моем месте? Как им понравилось бы вот такая ответственность и инфаркты?

— Они ни минуты не вынесли бы. — Вахаб мягко гладил прохладной коричневой рукой.

— Ты хороший мальчик, Вахаб.

— Ох, неправда, — жеманно улыбнулся он.

— Да, хороший. Что нам делать, Вахаб, что нам делать?

— Все будет хорошо, Бобби. Увидишь.

— Нет, ничего не будет хорошо. Я либерал, верю в человеческую способность держать мир под контролем. Мы просто не должны ничего оставлять на волю случая. Все планета умирает, а ты говоришь, все будет хорошо.

Абдул Вахаб сменил руку; хозяин лежал под очень неудобным углом.

— Я не слишком умный, — сказал он. — В политике не разбираюсь. Но всегда думал, хуже всего, когда в мире слишком много людей.

— Да, да. Это наша большая проблема.

— А сейчас уже нет, правда? Население сокращается очень быстро, правда? Люди умирают от нехватки еды, правда?

— Глупый мальчик. Очень милый, но очень глупый. Разве ты, глупый мальчик, не видишь, что мы при желании могли бы убить три четверти населения мира вот так вот. — Он прищелкнул большим и указательным пальцем. — Просто вот так вот. Но правительство думает не об убийстве, а о сохранении жизни людей. Мы объявили войну вне закона, превратили войну в жуткий кошмар прошлого; научились предсказывать землетрясения и наводнения; оросили пустыни, заставили снежные шапки цвести, словно розы. Это прогресс, частичное исполнение наших либеральных надежд. Понимаешь, что я говорю, глупый мальчик?

Абдул Вахаб попытался зевнуть с закрытым ртом, улыбаясь сомкнутыми губами.

— Мы ликвидировали все старые естественные регуляторы численности населения, — сказал Премьер-Министр. — Естественные регуляторы — какое циничное и порочное выражение. История человечества — это история его власти над средой своего обитания. Правда, мы часто терпели поражение. Подавляющая часть человечества еще не готова к пелагианскому идеалу, но, может быть, скоро будет готова. Может быть, очень скоро. Возможно, оно уже учится. Учится на страданиях и лишениях. Ах, какой испорченный мир, дурацкий мир. — Он глубоко вздохнул. — Но что нам делать? Тень голода пала на мир, мы зажаты в его когтях. — Он нахмурился на метафору, но оставил без исправления. — Эта угроза обратила в нуль все наши научные знания и умения.