Султана вызывают в Смольный - [7]

Шрифт
Интервал

— Я любил ее, как дочку, — заключил Фярит. — Вместе мы освободили город почти от шестидесяти мерзавцев.

Мысленно я прибавил к этим шестидесяти еще полтора десятка. Неплохой итог короткой собачьей жизни.

Прощай, Дина.

Я ВЫБИРАЮ ШАФРАНА 

Наш общий дом

После возвращения из отпуска Горбачев направил меня в Нальчик. Ехал я не один, а с крупной светло-серой овчаркой по кличке Ройд. Она уже прошла ускоренную тренировку в районном клубе служебного собаководства, а в Питер попала из Ашхабада, где выращивалась до четырнадцатимесячного возраста.

В Нальчикской спецшколе милиции ветслужба сочла моего Ройда «непригодным для работы и содержания в климатических условиях Ленинграда», и посчитала целесообразным передать его курсанту Атакулиеву из Ашхабадского горотдела милиции. Таким образом, посланный в школу для повышения квалификации, я остался без СРС.

Но через несколько дней мне было предложено вместе со старшим инструктором капитаном Головиным съездить в Ставрополь для покупки собаки в местном клубе. Из всех показанных нам собак мне особенно понравилась немецкая овчарка по кличке Шафран. Возраст 11,5 месяцев, темно-серой масти с темно-желтым подпалом, явный сангвиник. Крупные темные глаза, четко стоящие уши среднего размера. С ним после окончания школы я и вернулся в Ленинград.

Жил я тогда при питомнике, на проспекте Динамо, дом 1. На первом этаже корпуса для персонала занимал две комнаты, 17 и 6 квадратных метров. В меньшей, которая была моей спальней, помещалась кровать и небольшой столик. В другой стояла оттоманка с двумя валиками и тремя подушками, обеденный стол, четыре Стула, платяной и книжный шкафы, сервант, телевизор и радиоприемник с проигрывателем. В моем казенном жилье было печное отопление, зато три окна выходили в сад.

Шафран очень любил бывать у меня дома. Его место находилось рядом с круглой печкой на полу с толстой подстилкой. Но Шафран предпочитал отдыхать на оттоманке, застеленной чистым покрывалом или простыней. Заслышав мои шаги в коридоре, он быстро спрыгивал и занимал место на своей подстилке. Я, щупая рукой теплую лунку на оттоманке, с укором говорил:

— Шафран, как тебе не стыдно забираться с грязными лапами на чистую простыню!

Слушая мои упреки, он поджимал уши и виновато отворачивал голову в сторону. Но стоило мне улыбнуться и оказать: «Ну, хорошо, думаю, ты меня понял», как он вскакивал, виляя хвостом подходил ко мне и начинал ласкаться.

Когда я отдыхал на оттоманке, Шафран иногда тихо забирался на нее и ложился за мной, к стене. Потом, как бы забывшись, упирался всеми четырьмя лапами в подушки и пытался столкнуть меня с оттоманки. И однажды ему это удалось. «Иди на свою кровать», — «проворчал» он.

Позже я уступил ему оттоманку. Он часто спал там на спине, смешно задрав ноги или свернувшись калачиком, иногда во сне тихо лаял, и был, похоже, очень доволен этой маленькой победой.

…В городе между тем случилось очередное криминальное происшествие. Из комнаты гражданки Александры Керзиной на Большом проспекте Петроградской стороны путем подбора ключей украли наручные часы «Победа» и 400 рублей.

Это был первый выезд Шафрана. Я доставил его на место преступления, и он подтвердил, что совсем не случайно занимал первые места по дрессировке в Нальчикской школе милиции. Он уверенно взял след и спустился по лестнице во двор. Там свернул к арке и, пройдя под ней, вышел на Большой проспект. Вскоре — мы уже в парадной дома 40, где он принялся царапать передними лапами дверь коммунальной квартиры № 1.

На звонок открыла пожилая грузноватая женщина. Обнюхав ее, Шафран спокойно направился по коридору к черному ходу и вышел во двор дома. А там без промедления устремился к группке юнцов, кучковавшихся возле садовой скамейки, и набросился на Бориса Васильева, проживающего неподалеку. Тот пытался вырваться и бежать, но Шафран успокоился лишь «передав его в руки закона».

Мы вернулись в отделение. В моем рабочем журнале появилась запись: «Вор посажен в камеру, часы и деньги возвращены под расписку потерпевшей. Расследование ведет Ждановский ОВД, старший оперуполномоченный Н. Горбатенко».

Настроение у меня и других участников розыска было хорошее, даже радостное. Только Шафран не знал одной детали. Перед выходом на место происшествия старейший оперативник, капитан Черепанов, собиравшийся вскоре на пенсию, сказал мне:

— Балдаев, не надо мучить собаку. Вряд ли она кого-нибудь найдет. Все затоптано…

Когда капитан вышел из комнаты, лейтенант Сенченко достал из своего стола круглые очки с гибкими дужками. Повертев их в руках, он предложил посадить Шафрана за письменный стол очкарика Черепанова. Я дал Шафрану команду сесть на стул. Затем положил его передние лапы на стол. Между ними всунул лист бумаги и перьевую ручку. И, наконец, водрузил на его морду очки, заправив мягкие дужки за уши. Зрелище вышло на редкость забавное. Все в кабинете покатывались от смеха. В очках Шафран выглядел очень солидно.

Тут открылась дверь и появился капитан Черепанов. Сенченко, указав на Шафрана, весело бросил:

— Черепанов, можешь хоть сегодня уходить в отставку. Замена тебе есть. Ты ведь свой оперативный нюх потерял, а он — только приступил к работе. Прошу любить и жаловать!


Рекомендуем почитать
В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Испытание на верность

В первые же дни Великой Отечественной войны ушли на фронт сибиряки-красноярцы, а в пору осеннего наступления гитлеровских войск на Москву они оказались в самой круговерти событий. В основу романа лег фактический материал из боевого пути 17-й гвардейской стрелковой дивизии. В центре повествования — образы солдат, командиров, политработников, мужество и отвага которых позволили дивизии завоевать звание гвардейской.


Памятник комиссара Бабицкого

Полк комиссара Фимки Бабицкого, укрепившийся в Дубках, занимает очень важную стратегическую позицию. Понимая это, белые стягивают к Дубкам крупные силы, в том числе броневики и артиллерию. В этот момент полк остается без артиллерии и Бабицкий придумывает отчаянный план, дающий шансы на победу...


Земляничка

Это невыдуманные истории. То, о чём здесь рассказано, происходило в годы Великой Отечественной войны в глубоком тылу, в маленькой лесной деревушке. Теперешние бабушки и дедушки были тогда ещё детьми. Героиня повести — девочка Таня, чьи первые жизненные впечатления оказались связаны с войной.


Карпатские орлы

Воспоминания заместителя командира полка по политической части посвящены ратным подвигам однополчан, тяжелым боям в Карпатах. Книга позволяет читателям представить, как в ротах, батареях, батальонах 327-го горнострелкового полка 128-й горнострелковой дивизии в сложных боевых условиях велась партийно-политическая работа. Полк участвовал в боях за освобождение Польши и Чехословакии. Книга проникнута духом верности советских воинов своему интернациональному долгу. Рассчитана на массового читателя.


Правдивая история о восстановленном кресте

«Он был славным, добрым человеком, этот доктор Аладар Фюрст. И он первым пал в этой большой войне от рук врага, всемирного врага. Никто не знает об этом первом бойце, павшем смертью храбрых, и он не получит медали за отвагу. А это ведь нечто большее, чем просто гибель на войне…».