Султан и его гарем - [9]

Реция сошла и открыла дверь. Она несла в руках маленькую лампу, свет которой, упав на лицо пришедшей, осветил страшно некрасивое лицо девушки.

Реция взяла пришедшую за руку и ввела ее в дом, после чего двери за ними затворились.

Сирра была ростом не выше четырех футов[7], спина ее была сильно сгорблена, и в то время, как остальные члены очень малы и неразвиты, руки были чересчур длинны. Голова, с которой Сирра, войдя, сняла покрывало, была также очень велика, а лицо, хотя девушке было всего четырнадцать лет, было так некрасиво, старо и загорело от солнца, что прозвище Черная Сирра, то есть «черный гном», вполне шло его обладательнице.

Она с боязливой нежностью глядела на Рецию, которая обращалась с ней очень ласково, так как знала, сколько несчастная страдает от других.

– Ты так поздно пришла сюда из Галаты? – спросила Реция, предлагая Сирре сесть рядом с собой на подушки, но Сирра опустилась на ковер у ног красавицы, с восхищением любуясь ею.

– Я лучше сяду сюда и буду любоваться тобой.

– А знает ли мать Кадиджа, что ты ночью ушла сюда?

Сирра покачала головою.

– Нет, она этого не знает, – отвечала она, – впрочем, она нисколько не стала бы огорчаться, что я подвергаюсь опасности, потому что когда я бываю больна, то она радуется, думая, что освободится от меня. Но она не должна знать, что я пошла к тебе! Она уже спала и не слыхала, как я ушла. Я еще застала одного перевозчика, который согласился перевезти меня. Я должна была видеть тебя, чтобы предупредить и защитить от несчастья.

– Защитить меня? Бедное дитя! – сказала Реция, гладя черные волосы сидевшей у ее ног девушки. – Ты ради меня подвергала себя опасности! Что если мать Кадиджа проснется? Она все по-прежнему дурно обходится с тобой?

– Ах, да, – прошептала несчастная, слегка наклоняя голову, – она не может меня видеть, а ведь я не виновата, что так нехороша собой, не правда ли, Реция? Ведь ты же всегда добра ко мне, а мать Кадиджа постоянно зовет меня бранными именами. Если она зовет меня Сиррой, как другие, то только тогда, когда накурится опиума.

– Как ты думаешь снова возвратиться в Галату?

– Это я еще и сама не знаю, но не бойся, Сирра сумеет придумать, как это сделать. Если не найдется ничего лучше, то я сумею сама переплыть на лодке без гребца, это совсем не трудно! Но выслушай меня! Ты подвергаешься большой опасности! Я не могла раньше прийти к тебе!

– Твои испуганные взгляды пугают меня!

Сирра всплеснула руками:

– Вчера вечером к нам в Галату приехал один знатный господин, – продолжала шепотом Сирра, – хотя я не знаю, кто именно, потому что он был закутан. Мать Кадиджа выгнала меня вон, чтобы он, как она говорила, не испугался бы при виде меня, я же тихонько спряталась в темном коридоре, рядом с комнатой, в которой мать Кадиджа принимала знатного незнакомца.

– Ты хотела подслушивать, Сирра, это нехорошо!

– Если бы я не подслушала, то не могла бы защитить тебя! Я предчувствовала несчастье! Мать Кадиджа ненавидит вас, и ее ненависть ненасытна!

– Я не думала, чтобы Кадиджа до сих пор не могла забыть, что…

– Она вас всех смертельно ненавидит, – перебила Рецию Сирра, – она хочет вашей погибели и не может никак насытить своей жажды мщения. Ты еще не знаешь Кадиджи – она ужасна. Но слушай дальше. Я приложила ухо к двери и стала слушать. Я отлично слышала все, что они говорили между собой. Знатный господин приехал для того, чтобы спросить объяснения появления змеи, которая попалась ему на дороге. Мать Кадиджа, вероятно, узнала посетителя, так как сказала, что змея – это твой отец, Альманзор, и что змею надо уничтожить!

– Ты еще не знаешь, Сирра, какое я получила печальное известие, – с огорчением сказала Реция. – Мне сообщили, что мой отец не возвратится.

– Не возвратится? Что же такое случилось?

– Он умер!

– О, какое горе! Какое несчастье! – вскричала Сирра, обнимая колени Реции. – Твой отец, Альманзор, также умер. Но для матери Кадиджи этого мало, она не успокоится до тех пор, пока не уничтожит всех. Ты еще жива, она и тебя хочет погубить, Реция, и до тех пор не успокоится, поверь мне, пока не погубит и тебя! Беги, прошу тебя, – продолжала Сирра, с умоляющим видом протягивая руки. – Беги, а не то мне придется тебя оплакивать. Я пришла затем, чтобы сказать тебе все это. Беги, а не то ты погибла!

В то время, как Сирра говорила эти слова, ее верхнее широкое платье распахнулось и обнажило сильные руки.

– Что у тебя такое на руках, – спросила Реция, так как все руки несчастной были покрыты багровыми рубцами, то же самое оказалось на шее и на плечах Сирры. – Что случилось с тобой, бедное дитя?

Сирра опустила глаза и не отвечала.

– Я знаю, в чем дело, и без твоего ответа, – продолжала Реция, – ты молчишь и терпишь, но эти шрамы говорят за тебя.

– Ах, ты так добра, так добра! – прошептала со слезами Сирра, стараясь скрыть слезы принужденным смехом, – я люблю тебя от всего сердца. Ничто не могло удержать меня, когда я узнала, что ты в опасности! В прошедшую ночь я не могла уйти, потому что Кадиджа не доверяет мне и заперла все двери, но я притворилась, будто ничего не слышала и не видела! О, как длинен показался мне сегодняшний день, Реция! Наконец наступила ночь! Мать Кадиджа снова заперла все двери, но одно окно осталось открытым, а ты знаешь, как хорошо умею я лазать и прыгать, когда хочу. Я выпрыгнула из окна…