Сухой остаток - [3]

- Да нет, доктор. Вроде бы, я не такой... упертый,- разве что по молодости, когда-то. Работа, в сущности, как работа. Особенно - на телевиденье: самый натуральный конвейер. Даже скучно.

- Ну, хорошо,- сказал доктор, хлопнув ладонями по ручкам кресла.- Мы отвлеклись. За дело!- Он поднял голову и прислушался. Из окна не доносились больше детские крики.- Можно начинать,- решил он.- Сядьте поудобнее, Виктор Васильевич. Так. Старайтесь смотреть мне в глаза. Слушайте мой голос.. Я буду считать. Один,.. два... - ступни ваших ног теплеют... Три, четыре,.. пять. Тепло появилось в руках... Шесть, семь... Не отрывайте взгляда, смотрите в глаза. Восемь, девять...

Виктору Васильевичу плохо верилось в возможность того, что он способен поддаваться гипнозу. Состояние это он никогда не испытывал, и хотя вынужден был теперь безотрывно глядеть прямо в зрачки Кузнецову, точно парализованный ужасом кролик на кобру, на самом деле подобным кроликом он себя ни в коей мере не ощущал. Ему стало казаться странным, как не понимает этого доктор?  Почему он продолжает отсчет с такой необъяснимой настойчивостью, с самоуверенностью, на которую не имеет ни малейшего права?  Когда доктор позволил закрыть глаза, Трофимов испытал облегчение: с закрытыми глазами можно было о чем-нибудь своем думать, исчезала боязнь увидеть в лице Кузнецова, симпатичного, в принципе, парня, первые признаки растерянности от неудачи. Глубоко запрятанные признаки неудачи. Глубже... Тридцать семь, тридцать восемь...

... Монетка кувыркалась внизу, уходя глубже и глубже в воду. Там, под бледно-зеленой толщей, в страшной глуби, она создавала прерывистые серебристые всполохи. Должно быть, это длилось минуту, а ее все еще было видно. Наконец, она вильнула вбок и ее заслонил от взора черный шершавый борт судна.

- Деньгами разбрасываетесь? Наверно, у вас их много?- раздался сзади веселый девический голос.

Трофимов отшатнулся от ограждения.

- Был вот последний гривенник,- с улыбкой ответил он девушке, оказавшейся привлекательной и задорной, с улыбающимся, ярко накрашенным небольшим ртом.

- Не богато!- рассмеялась девушка и добавила.- В море Лаптевых вода очень чистая, я здесь купаться люблю.- Заметив, что он не понял, она объяснила,- В бассейне. В нем же - проточная, с подогревом.

Она повернулась и медленно направилась по проходу вдоль палубной надстройки. На спине ее белого нагольного тулупчика он прочел трафаретную надпись: "Атомный ледокол "Ленин". Трофимов вспомнил, где видел девушку она работала официанткой в кают-компании. Час назад она, вместе с другими официантками, в белом фартучке и с белой наколкой на своих черных, завитых волосах, оживленная и разрумянившаяся, торопливо разносила, меняла командному составу тарелки с первыми и вторыми блюдами.

Девушка удалялась от него, глядя на металлическую палубу себе под ноги , как будто что-то искала. И странным показалось Трофимову - зачем ей нужно что-то еще искать, если его она уже встретила?

- Прогуляться вышли?  Можно я с вами?- попросил он, догоняя ее.

- Можно, а почему нет?  Правда, у нас тут дорожка короткая: от бака до кормы и обратно. Некоторые вертолетную площадку по кругу протаптывают, но это так... не по мне,- посматривая на него, сказала она дружелюбным тоном и наморщила носик.

- А что?

- Надоело. Вечно одно и то же - сорок две пары шагов, ни больше, ни меньше. Мы ведь в плаванье уже пятый месяц, за это время все надоест.

- Пятый месяц!  Даже страшно представить!- выразил искреннее изумление Трофимов.

- Да... И впереди еще столько же: ведь навигация теперь - круглый год.

- Я бы не выдержал!  Честно. Я бы через месяц сбежал.

- Конечно, вы люди вольные!  Сели на вертолет - и вперед!  Скажите, а надолго вы к нам?

- От погоды зависит. Думаю, на неделю. Надо снять сюжеты про Арктику.

Трофимов поглядел на небо - оно до самого горизонта, до той черты, где оно смыкалось с полями льдов, было безоблачно. Над полыньей за кормой ледокола кружили, взмахивая пестрыми крыльями морские огромные чайки.

- Вы не знаете, почему судно стоит?- спросил он, поддерживая девушку за локоть и помогая ей переступить через металлический толстый трос, разложенный по палубе на корме.

- Не знаю. Нам же не говорят. Видимо, ждем чего-то... Давайте, по другому борту пройдем. Вообще-то, моряки ледокол судном не называют говорят: "пароход".

- Но ведь это не правильно?

- Правильно, или не правильно - какая разница?  В Мурманском пароходстве все суда зовут "пароходами", так привыкли...

У другого борта широкой, с волейбольную площадку, кормы лежал запасной ледокольный якорь. Девушка осторожно, в своих скользких кроссовках, поднялась на него, сделала по якорю маленький шаг, для равновесия замахала руками. Трофимов поддержал ее за ладонь. Девушка рассмеялась.

- Я вам завидую!  Нет, правда, я вам завидую!- сказала она, пристально всматриваясь в Трофимова и не отымая у него своей ладони...

... И куда она исчезла вдруг?  Ни девушки, ни морского зябкого ветра, ни якоря. В маленькой каюте так накурено, что щиплет глаза. Кто-то, чьего имени и не вспомнить,- человек в синем кителе, наклоняется и шепчет, шепчет прямо в лицо и противно от него несет запахом спирта.