Суфии: Восхождение к истине - [5]

Жизнь достигшего первой цели обретает столь необходимые в наше время спокойствие и уверенность, что он начинает распознавать в мире вещей и событий Знаки Всевышнего и учится анализировать содержащуюся в них информацию, для восприятия которой человеческая логика непригодна.

Альберт Эйнштейн, чей путь к пониманию своей суфийской сущности также можно проследить по его наследию и свидетельствам, высказался по этому поводу точно и определенно: в истинных открытиях, по его словам, никогда не участвует логическое мышление. Присущее Эйнштейну странничество, пренебрежение личным благополучием, которое он назвал «амбициями свиньи», свидетельствуют о том, что он был истинным человеком Пути. Сохранилась его собственная запись: «Я никогда не принадлежал ни стране, ни государству, ни кругу друзей, ни моей семье. Еще юношей я уже ясно осознал бесплодность надежд и чаяний, исполнения которых большинство людей добиваются всю жизнь».

Вторая и главнейшая цель суфийского учения — помочь суфи в его восхождении к Истине. Путеводная звезда в этом движении едина для всех суфи, и имя ей — Любовь. Значение Любви в суфийском мировоззрении так огромно, что великий шейх ибн-Араби и его последователи называли суфийское мировоззрение «религией Любви».

* * *

В этой книге представлены избранные страницы из наследия четырех великих Учителей суфийского Пути — Газали, Са-найи, Аттара и Руми. Их имена объединяет не только общность происхождения (все они местом своего рождения или своей жизнью связаны с Восточным Ираном — провинцией Хоросан, исторические территории которой сегодня частично находятся в современном Иране, а также в пределах Афганистана и новых среднеазиатских государств), но и то, что по истокам своего суфийского мировоззрения они принадлежат к восточной школе и к восточным традициям суфизма. Объединяет их и то, что жизнь и суфийское служение каждого образует своего рода эстафету во времени с передачей факела мистического Знания в той последовательности, в которой здесь приводятся их имена. При этом, если память прошлого не сохранила свидетельств о встречах Газали и Санайи, то история о свидании старика Аттара с мальчиком Руми в иранской литературе существует. Вот что об этом знаменательном событии пишет российский исследователь суфийской литературы Евгений Бертельс:

«Легенда рассказывает, что Аттар, будучи в преклонных годах, встретился с Джалал ад-Дином Руми, которому тогда было лет пять или шесть. Старый поэт сразу понял, кого он видит перед собой, и подарил мальчику рукопись своей книги «Книги тайн», как бы намечая его в свои преемники. Легенда эта, конечно, исторического факта под собой не имеет и изобретена кем-нибудь из составителей жизнеописаний поэтов. Но хотя это и легенда, нельзя отрицать, что соотношение Аттара и Джалал ад-Дина Руми ею выражено очень хорошо.

В творчестве молодого Руми мы видим завершение того дела, которое было начато его предшественником Аттаром. Большая поэма Руми, знаменитое «Месневи», построена так же, как и поэмы Аттара: без определенного сюжета, без задания — ряд рассказов, как бы случайно идущих друг за другом, связанных только ассоциацией мыслей, в данный момент возникших. С другой стороны, и это пламя, эти бурные порывы Аттара, тоже нашли свое отражение у его преемника. Аттар и Джалал ад-Дин Руми — это как бы одно и то же явление, луч, пропущенный через призму и падающий на два экрана. На более близком он меньше, на далеком — разросся до необычайных размеров. Если Аттар — поэт только персидский, то Джалал ад-Дин — уже поэт мирового масштаба, который, будь он известен шире, стал бы достоянием всего человечества, подобно Шекспиру и Гете».

Несмотря на то, что оценка Е. Бертельсом творческого наследия Руми и в том числе сравнение его с Шекспиром и Гете нисколько не преувеличены, первым в предлагаемой читателю книге стоит Газали, и это объясняется не только хронологическими соображениями. Как уже говорилось, суфийская история хранит память о многих своих мучениках, ставших жертвами исламских властей и толпы, подстрекаемой исламскими ортодоксами. Так было до Газали, который, завоевав непререкаемый личный авторитет непревзойденного знатока и толкователя Корана, использовал его, чтобы доказать богоугодность суфийского Пути, обеспечив тем самым безопасность и свободу развития суфийской философии и практики в рамках ислама.

Цепь духовной преемственности, восходящая к Газали, после Руми была продлена в Хоросане великими поэтами и мыслителями Джами и Навои, чьи притчи и высказывания также предлагаются вниманию читателя. Важнейшим звеном этой цепи стал бухарский шейх Накшбанд, жизнеописанию и учению которого посвящено несколько страниц этой книги.

А в дополненении к основным материалам приводятся фрагменты блестящего эссе Евгения Бертельса по истории суфизма и ряд очерков Идрис Шаха, иллюстрирующие работу известного современного суфия с суфийскими образами и текстами.

* * *

Как и всякое восхождение, Путь суфи имеет свои этапы, стадии или уровни. Единого мнения о количестве этих уровней в суфийском учении не существует. Достигнуть их и двинуться дальше к вершине суфи может и индивидуально, и с помощью великих Учителей прошлого, и в общении с себе подобными. Но, чтобы начать это движение, человеку нужно прежде всего осознать себя суфи и тогда тайны мира постепенно откроются ему. «Окруженный стеной сад Истины» — так назвал свою книгу Санайи, великий суфи и поэт из Хоросана. Нужно попытаться найти дверцу в этой стене и открыть ее. Удается это не всем. Попавший в конце своей жизни под мощное влияние суфийской поэзии, Сергей Есенин писал: