Суфии - [5]

См.: «Корабль», «Ереси», «Псевдоискусства». Рекомендуемая литература: Браун В. «Великое “плавательное” безумие» в семи томах. Институт Социальной Ясности.

Словами «противоестественное» и «раздражающее» на острове пользовались для обозначения всего, что противоречило новому учению, которое само именовалось словом «Услаждать». Смысл последнего заключался в том, что теперь люди должны были услаждать себя, в рамках всеобщей необходимости угождать Государству. Под Государством подразумевались все люди – народ.

С самых ранних времен даже мысль о расставании с островом, вполне естественно, вызывала в людях жутковатое чувство. Такой же неподдельный страх можно наблюдать у отсидевших долгий срок заключенных перед выходом на свободу. Мир «за пределами» места заключения пугает их своей неопределенностью, неизвестностью и враждебностью.

Остров не был тюрьмой, но он был клеткой, незримые решетки которой действовали куда более эффективно, чем любые видимые преграды.

Островное общество становилось все более и более сложным, и мы можем здесь отметить лишь некоторые из его выдающихся особенностей. Оно располагало богатой литературой. Кроме художественных произведений, существовало множество книг, описывающих ценности и достижения нации. Была создана также целая система аллегорической литературы, живописующей те ужасы, которыми была бы полна жизнь, если бы человеческое сообщество не утвердило себя в своем нынешнем уверенном состоянии.

Время от времени инструкторы пытались помочь бежать всем островитянам. Капитаны жертвовали собой ради восстановления условий, при которых ныне скрывающиеся кораблестроители смогли бы продолжить свою работу. Историки и социологи связывали все эти усилия с условиями самого острова, не допуская и мысли о возможности каких-либо контактов вне этого замкнутого общества. Почти для всех случаев можно было сравнительно легко найти правдоподобные объяснения. Ни о какой честности не могло быть и речи, т. к. ученые с неподдельным усердием продолжали изучать лишь то, что им казалось истинным. «Можем ли мы делать что-то большее?» — спрашивали они, подразумевая под словом «большее» чисто количественное увеличение усилий как некую альтернативу обычным усилиям. Или же они спрашивали друг друга: «Что еще мы можем сделать?» – думая, что это «еще» подразумевает под собой делание чего-то иного. Их реальной проблемой было то, что они считали себя способными задавать вопросы, игнорируя простой факт, что постановка вопроса не менее важна, чем ответ на него.

Конечно, диапазон мышления и деятельности у островитян, в пределах их маленького мирка, был весьма широким. Разнообразие идей и различия во взглядах создавали впечатление свободомыслия. Мысль поощрялась, естественно, при условии, что она не была «абсурдной».

Допускалась свобода высказываний, но от нее было мало толку без развития понимания, к которому люди не стремились.

В соответствии с изменениями, происходящими в обществе, работа и цели мореплавателей должны были выражаться различными способами. В результате этого процесса реальность, лежащая в основе мореплавания, еще больше сбивала с толку тех, кто пытался следовать за мореплавателями, придерживаясь точки зрения, принятой на острове.

Из-за всей этой неразберихи иногда даже способность помнить о возможности побега могла стать препятствием. Сознание, возбужденное идеей побега, не отличалось особой разборчивостью: желающие бежать чаще всего находили утешение в той или иной форме вымышленного бегства. Смутная концепция плавания не могла быть полезной при отсутствии ориентации, но даже тем, кто больше других хотел заняться кораблестроением, было внушено убеждение, что они изначально обладают такой ориентацией. Они чувствовали, что уже созрели. Они ненавидели всех, кто говорил им о том, что им может понадобиться подготовка.

Эксцентричные представления о плавании или кораблестроении часто заслоняли собой возможности реального прогресса. Во многом в этом были виноваты пропагандисты псевдоплавания или аллегорических кораблей, заурядные мошенники, предлагавшие уроки тем, кто был еще не в состоянии плавать, или обещавшие проезд на кораблях, которых они не могли построить.

Потребности общества с самого начала вызвали необходимость в появлении некоторых форм эффективной деятельности и конструктивного мышления, развившихся впоследствии в то, что стали именовать наукой. Этот великолепный подход к делу, столь важный там, где он мог найти себе адекватное применение, в конце концов вышел за рамки своего реального смысла. После революции «услаждения» так называемый «научный подход» стали раздувать так, что он заменил собой все идеи вообще. В конце концов все, что не вмещалось в его рамки, стали называть «ненаучным» (удобный синоним для слова «плохой»).

Из-за отсутствия должного подхода к вопросу островитяне, подобно людям, предоставленным самим себе в прихожей и нервно перелистывающим журналы, погрузились в поиски того, что могло бы заменить им реализацию – первоначальную (и естественно, конечную) цель их длящегося изгнания на острове.

Некоторым более или менее успешно удалось переключить свое внимание на преимущественно эмоциональные сферы деятельности. Существовали различные виды эмоциональной вовлеченности, но не было соответствующей шкалы для их оценки. Все эмоции считались «глубокими» или «значимыми», во всяком случае, более значимыми, чем отсутствие таковых. Эмоции, приводившие людей к самым крайним физическим или ментальным эксцессам, автоматически нарекались «глубокими».