Суета сует. Бегство из Вампирского Узла - [51]

Хит откинулась на парчовые подушки... золотые нити кололи ее голые руки... сделала глубокий вдох. Валиум все еще действовал... или, может быть, нет? Неужели все это время, пока она летела в самолете, она еще и парила над Аппалачами, приняв облик ворона... вырывала сердца, как у той девочки... устраивала кровавые пиршества? Сны были такими живыми и яркими... как будто это были не сны, а ее собственные воспоминания. Даже здесь, в этом роскошном отеле, под хрустальными люстрами эпохи Регентства, какая-то часть ее существа – или сознания – все еще парила там, в лунном свете, над сеновалом в Кентукки. Она как наяву слышала запах сена, и крови, и пота спаривающихся лошадей.

– С ним что-то произошло. Сегодня вечером. Он как с катушек сорвался. Начал выкрикивать куски из «Волшебной флейты» каким-то скрежещущим рэпом. «Айс-Ти» с Куртом Кобейном и «Амадеусом» в одном флаконе? Я вообще ничего не понял. Осветители, кажется, просто спятили, пытаясь импровизировать, чтобы попасть в эту тему. Зрители тоже как будто с ума посходили, им все это понравилось, понравилось, что он делал... и что он пел по-немецки... только представь себе.

– Да, много странного происходит. И дома тоже. Но Хит решила, что расскажет об этом потом.

Мимо как раз проходил официант, и она попросила принести ей пирожных – кофейно-сливочных, посыпанных мускатным орехом пирожных, аромат которых заполнил собой весь холл, – и кофе. Может быть, кофеин нейтрализует действие валиума.

– А потом... понимаешь... сразу после концерта он пропал на несколько часов, уехал на такси... вместе с этой неоготической девчонкой... а потом они вернулись и сразу пошли наверх. Интересно, чем они там занимаются... может быть... ну... этим самым.

– Пи-Джей, ты такой у меня тактичный. И весь из себя покровительственный.

– Да, кофе тут замечательный. А как пахнет. – Он заказал себе чашку.

Где-то часы пробили четыре.

– А багаж... они не помешают...

– Не волнуйся. Это же президентский номер. Там несколько входов.

– А ты разве не можешь... ну, закрыть глаза, очистить свой разум и послать душу туда, наверх, в спальню?

– Я больше не занимаюсь такими вещами. Тем более что вуайеризм не согласуется с правилами этики союза шаманов.

Она рассмеялась.

И тут внезапная резкая боль пронзила ей грудь...

– С тобой все в порядке? – Пи-Джей сел на диван рядом с ней и обнял ее. Как это было приятно: обнять любимую женщину после месяцев разлуки, которые она провела у себя в Бангкоке, где подобные прилюдные проявления чувств считаются неприемлемыми. Она закрыла глаза, подставляя лицо его поцелуям. Он так пропитался мускатным запахом леса, что уже не имело значения, насколько «цивилизованным» он стал теперь. Она еще теснее прижалась к нему, но теперь между ними была эта штука, висевшая у нее на шее, такая холодная, что кожа немела и мороз пробирал до самого сердца.

Тени

Номер: парча, гобелены, роскошные ковры, богатая обивка, кожа, красное дерево, серебряное ведерко для льда, бутылка «Moet Chandon», чаша со льдом, нож для колки льда.

Памина сидела на кровати; Тимми – рядом с ней. Из-за закрытой двери, что вела в гостевую комнату, доносился шум: там носильщики укладывали багаж. На стене висела старинная, покрытая лаком картина семнадцатого века; по ящику крутили какую-то очередную серию «Я люблю Люси» с немецким дублированным переводом.

– Наши желания, они очень разные, – говорил Тимми. – Ты хочешь всего того, от чего я уже отказался. А я стремлюсь к тому, что есть в тебе, но во мне еще нет, к тому, что пока еще недостижимо... для меня... хотя я и стал человеком, и все это – из-за того, что со мной сделали две тысячи лет назад...

– И ты не можешь вернуть все как было? – спросила Памина. – Я всю жизнь слушаю твою музыку. Я слышу в ней то, чего не могут услышать другие. Это как ветер, который дует сквозь все твои песни, заброшенный всеми и такой прекрасный. Вечный ветер зимы.

– Вей, зимний ветер, вей[8], – тихо проговорил Тимми.

Памина поняла, что он не просто цитирует Шекспира... он это помнит.

– Ну хотя бы расскажи, на что это было похоже, – попросила она. – Оживи прошлое для меня. Тогда я не буду чувствовать себя такой потерянной.

– А почему ты чувствуешь себя потерянной?

– Я не знаю.

«Может быть, я и знаю почему, – подумала Па-мина, – но мне не хочется задумываться об этом».

– Когда-то я ходил к психоаналитику, – сказал Тимми. – Она практически стала для меня матерью. Она возвращала меня назад... назад во времени. Я как будто входил в большой старый дом, но этот дом был внутри, у меня в сознании... потом я отпирал двери одну за другой...

– Как в «Замке герцога Синяя Борода», – перебила его Памина, вспомнив, что это была одна из лучших ролей ее тетки. Она ходила на эту оперу, когда там пела тетя Амелия. Ей тогда было всего семь лет. Там был старый герцог... а тетя Амелия играла прекрасную Юдит, его четвертую жену... и этот мрачный старый замок. В замке было семь дверей, запертых на ключ. В той истории Юдит попросила у мужа ключи, и герцог открыл для нее эти двери, одну за другой, кроме самой последней, той, что скрывала за собой судьбу Юдит. Эта опера и породила ее кошмары. На самом деле именно после нее Памина и начала думать о крови.