Судья Харботтл - [11]

Повинуясь приказу «Уведите обвиняемого!», судья Харботтл, не успевший оправиться после чудовищного фарса, покорно поплелся следом за караульными по длинному коридору. Лампы померкли окончательно, и путь освещали лишь раскаленные печи да тлеющие костры, бросавшие тусклый багровый отблеск на могучие стены, сложенные из огромных неотесанных камней, покрытых трещинами и пятнами плесени.

Судью ввели в сводчатую кузню; двое палачей, раздетых до пояса, с бычьими головами и могучими плечами, ковали раскаленные докрасна цепи. Молоты их мелькали, как молнии, грохотали, как раскаты грома.

Они метнули на судью свирепый взгляд налитых кровью глаз и на миг опустили молоты. Старший из них сказал товарищу:

– Готовь кандалы для Элайи Харботтла, – и помощник щипцами потянул конец цепи, свисавший из печи.

Палач взял в руки холодный конец цепи и зажал в тисках ногу судьи.

– Один конец замкнулся, – произнес он и надел кольцо на лодыжку. – Другой конец, – ухмыльнулся он, – поджаривается.

Железный брус, готовый сомкнуться кольцом вокруг свободной судьи, лежал на полу, раскаленный докрасна, и по его поверхности весело плясали огненные искры.

Помощник схватил громадными ручищами ногу судьи и крепко ступню к каменному полу, а старший палач, умело орудуя клещами и молотом, в мгновение ока обернул мерцающую полосу вокруг лодыжки так плотно, что кожа и сухожилия под ней, испустив зловонный дымок, покрылись крупными пузырями. Судья Харботтл издал вопль, от которого каменный пол и зазвенели цепи на стенах.

В мгновение ока исчезло все: и цепи, и своды, и кузнец сама кузня. Осталась лишь боль. Лодыжка господина судьи, которой только что трудились адские палачи, болела невыносимо.

Приятели его, Тэвис и Беллер, испуганно вздрогнули; вопль судьи Харботтла оторвал их от приятной болтовни об одной готовящейся помолвке. Судья бешено метался от ужаса. Он пришел в себя лишь при виде уличных фонарей и огней собственного парадного подъезда..

– Мне очень худо, – сквозь стиснутые зубы простонал он. – Нога горит, как в огне, И кто мне так ногу обжег? Подагра, подагра! – пробормотал он, полностью очнувшись. – Мы что, со вчерашнего дня едем из театра? Черт возьми, что стряслось по дороге? Я, кажется, полночи проспал!

Как выяснилось, поездка прошла без приключений; карета, не задерживаясь, быстро добралась домой.

Судью, однако, скрутила жестокая лихорадка да в придачу разыгралась подагра; приступ, очень короткий, оказался на редкость острым. Через пару недель судья поправился, однако привычная свирепая веселость покинула его навсегда. Зловещий сон – а он предпочитал думать, что это был сон – не шел у головы.

ГЛАВА 8. КТО-ТО ПРОНИК В ДОМ

Люди стали замечать, что судья совсем пал духом. Врач советовал ему съездить недели на две в Бакстон.

Впадая время от времени в задумчивость, судья то и деле повторял засевшие в памяти слова смертного приговора: «по происшествии одного календарного месяца с этого дня», а затем – обычная формулировка: «будете казнены через повешение» и так далее.

«Десятое число скоро настанет, и никто меня не повесит, – размышлял судья. – Я-то хорошо знаю, какая чушь может присниться после сытного ужина. Смех один. Однако этот сон почему-то глубоко запал мне в душу, словно дурное предсказание. Скорее бы миновал назначенный день. Скорее бы излечиться от подагры и стать таким же, как всегда. Хандра это, вот и все».

Он часто, посмеиваясь, перечитывал копии пергамента и письма, возвещавшего о судебном процессе. То и дело в неподходящих местах, в самые неожиданные моменты ним возникал зал суда, являлись люди, терзавшие его в сновидении, и на мгновение переносили его из реального мира в

Судья растерял все свое неиссякаемое бахвальство, стал угрюм и замкнут. В адвокатской коллегии тоже заметили произошедшие с ним перемены. Друзья считали, что он заболел. Доктор заявил, что у судьи ипохондрия, что его организм истерзан подагрой, и отправил больного в стародавний приют всех страдальцев на костылях, в край меловых холмов – Бакстон.

Настроение у мистера Харботтла было хуже некуда. Он не на шутку боялся за свою жизнь.

Однажды он вызвал экономку и за чашечкой чая в своем кабинете рассказал ей, какой странный ему приснился сон по дороге из театра Друри-Лейн. Судья впал в то тревожное уныние, в каком люди не слушают разумных советов и легко подпадают под влияние всяческих шарлатанов, астрологов и прочих бабушкиных сказок. Может быть, странный сон означает, что с ним случится приступ и десятого числа он умрет? Экономка так не считала. Напротив, утверждала она, в этот день с ним непременно произойдет что-нибудь хорошее.

Судья воодушевился и впервые за много дней стал на минуту-другую похож на самого себя. Он игриво похлопал экономку по щеке.

– Ах ты милочка! Ах ты душечка! Ах, моя мошенница! Чуть не забыл. У меня ведь есть племянник, Том, ну, этот, молоденький, помнишь, лежит больной в Хэрроугейте. Так, может, он в этот день преставится и поместье отойдет мне? Я-то, болван, вчера спрашивал доктора Хедстоуна, не грозит ли мне приступ, а он рассмеялся и сказал, что если кто в городе и отойдет в эти дни в мир иной, то только не я.