Судья Харботтл - [10]

И нет смысла грозить этим негодяям. Brutum fulmen может налечь на его голову настоящую беду.

Придется подчиниться этим извергам и найти способ ускользнуть из их лап; зато потом он перевернет всю землю вверх дном, но разыщет негодяев и примерно накажет их.

Карета обогнула длинное белое здание и въехала в porte-cochere.

ГЛАВА 7. ВЕРХОВНЫЙ СУДЬЯ ДВУКРАТС

Судья очутился в коридоре, очень похожем на тюремный: тусклые масляные лампы, голые каменные стены. Стражники передали его в руки других караульных. То тут, то там маршировали костлявые солдаты громадного роста с мушкетами на плечах. Они глядели прямо перед собой, стиснув зубы в холодной ярости, и не издавали звука, если не считать громкого топота сапог. Судья видел их урывками, из-за угла или в конце коридоров, однако они ни разу не прошли мимо него.

Протиснувшись в узкую дверь, мистер Харботтл очутился на скамье подсудимых. Прямо перед ним восседал судья в алой мантии. Этот храм Фемиды ничем не отличался от здания самого заурядного суда, какие можно встретить в любом уголке Англии. Несмотря на обилие свечей, внутри было довольно сумрачно. Только что закончилось слушание очередного дела, и в дверях исчезала спина последнего присяжного. Повсюду за столами важно восседали стряпчие; одни из них деловито обмакивали перья в чернила, другие углубились в изучение толстых папок с бумагами, третьи взмахом пера призывали поверенных, в великом множестве сновавших повсюду. Клерки разносили бумаги, секретарь с напыщенным видом подавал их судьям, судебный пристав концом жезла делал над головами толпы таинственные знаки королевскому прокурору. Если это и был Верховный Апелляционный суд, заседавший, как говорилось в письме, без перерыва денно и нощно, то только беспрерывной работой и можно было объяснить потрепанный и утомленный всех его участников. Бледные лица присутствующих хранили невообразимо мрачное выражение; никто не улыбался. Казалось, все втайне от чего-то страдают.

– Король против Элайи Харботтла! – возгласил клерк.

– Присутствует ли в зале податель апелляции Льюис Пайнвек? – громовым голосом вопросил председатель Двукратм, и сотряслись деревянные панели, и прокатилось эхо по гулким коридорам.

Пайнвек поднялся.

– Призвать обвиняемого к ответу! – прогремел председатель и скамья подсудимых затряслась под судьей Харботтлом. Задрожали и пол, и деревянные поручни.

Заключенный in limine заявил, что суд этот самозванный с точки зрения закона просто не существует; что, будь даже этот суд утвержден законом (судья входил в раж), он все равно не имел никакого права судить его, Харботтла, за неугодную кому-то манеру вести дела.

Председатель громко рассмеялся, и смех его подхватили все, кто присутствовал в зале. Оглушительные раскаты хохота гремели, как овация. Со всех сторон в судью впивались выпученные глаза, кали оскаленные в ухмылке зубы. Однако, несмотря на всеобщий громовой хохот, ни на одном из лиц не мелькнуло и тени веселья. Внезапно все смолкло, наступила полная тишина.

Судья зачитал обвинительный акт. Судья Харботтл, к собственному удивлению, взмолился о пощаде! «Признайте невиновным», – молил он. Коллегия была приведена к присяге. Процесс начался. Судья Харботтл вконец растерялся. Такого просто не быть! Наверно, он сошел с ума.

Сильнее всего поразило его одно обстоятельство. Верховный судья Двукратс, который без конца изводил его насмешками и вгонял в дрожь громовым голосом, был точной копией его только увеличенной в два раза. И багровый цвет свирепого лица, и пылающие злобой глаза – все стало вдвое выразительнее.

Как ни взывал обвиняемый к суду, что ни возражал, какие ни приводил аргументы в свою защиту – процесс неумолимо шел к катастрофической развязке.

Председатель, казалось, хорошо сознавал свою власть присяжными и буйно шумел и торжествовал им напоказ. Он размахивал руками, метал в их сторону горящие взгляды, и, казалось, достиг с ними полного взаимопонимания. Свет в углу зала горел очень тускло. Присяжные выглядели бесплотными тенями; судья Харботтл различал сквозь сумрак лишь, двенадцать пар сверкающих глаз. И когда судья, зачитывая заключительное обращение к присяжным, оказавшееся непочтительно кратким, отпускал очередную колкость, длинный ряд глазных яков на мгновение исчезал – это присяжные дружно кивали в ответ.

Наконец со слушанием было покончено; громадный судья откинулся в кресле, тяжело дыша, и смерил обвиняемого презрительным взглядом. Все обернулись и с ненавистью уставились на скамью подсудимых. Присяжные пошептались – в наступившей тишине прозвучало долгое «ш-ш-ш!»

– Господа присяжные, огласите свой вердикт: виновен подсудимый или невиновен? – вопросил распорядитель. И присяжные в один голос заявили:

– Виновен!

Свет в глазах подсудимого медленно померк; теперь он не различал ничего, кроме блеска зрачков, обращенных на него с каждой скамьи, из каждого уголка, с каждого балкона. Бедняге казалось, что он может объяснить, и вполне основательно, почему не следует выносить смертный приговор, однако господин председатель презрительно отмел все его возражения и приступил к оглашению приговора, назначив датой казни десятое число следующего месяца.