Судоверфь на Арбате - [69]
А когда разрешили охоту, он ни свет ни заря снарядил ружье, затянулся патронташем и мужественно отправился в синеющие пороховым дымом и грохочущие стаккато выстрелов прибрежные заросли камыша. Вернулся оттуда с великолепной уткой и тут же потребовал, чтобы я его заснял сначала на черно-белую пленку, а потом на цветную.
Конечно, можно понять радость горожанина, живущего в самом сердце огромной столицы и вырвавшегося вот так на природу, его простые увлечения и нехитрые радости. Ведь взять моего друга: одиннадцать месяцев в году проводит он за рабочим столом, в стрекочущем перфораторами и печатающими устройствами машинном зале, на бесконечных ученых советах, конференциях, симпозиумах. А то грозное начальство вызовет, то подчиненные норовят сорвать план, к тому же докторскую давно пора заканчивать…
По вечерам сидели у костра, я рассказывал Саше об экспедиции, о том, как под руководством Александра Сергеевича строили разборные байдарки, как испытывали их в различных походах, о том, как в майские праздники на подмосковных реках ощутимо пробуждение весны, о туристских слетах и наших учителях — словом, о той беззаботной и радостной поре, когда все еще впереди, а ты только намечаешь дорогу, которой собираешься шагать по жизни.
Однажды, проходя Развеями, мой друг обнаружил малюсенький черный черепок и радостно притащил его мне на экспертизу. Я осмотрел керамику — венчика не было, а остатки орнамента говорили о том, что черепок не слишком старый. Однако Саша тщательно завернул его в бумагу, затем в носок и спрятал на дно кармашка рюкзака.
На следующий день он опять надолго исчез. Не дождавшись его, я пошел в деревню и тут обнаружил Сашу в компании двух дедов. Все трое так увлеклись, что совершенно не заметили меня.
— …А там дальше, за островками, деревня Любица, — рассказывал дед с клочковатой седой бородой. — Называют ее так вот почему. В давние времена берегом озера проезжал со своей дружиной молодой князь. Было-то это поздней осенью, случилась непогода, и князь тяжко захворал. Воины-то что: поместили его в избу к крестьянину, стало быть, а у того была красавица дочь. Короче, выходила она молодого князя, и они полюбили друг друга. Во-о-от…
Дед вдохновенно уставил вдаль свою бороду:
— Не хотелось князю уезжать от девушки, но ратные дела звали его в путь. Обещал князь вернуться, да не сдержал слова. На обратном пути даже не заехал к своей спасительнице, а остановился в другой деревне. Там он повстречал новую красавицу и забыл о своей первой любви.
С тех пор стали называть первую деревню Любицей, а вторую, ту, что севернее, на берегу Теплого озера, — Изменкой. Сейчас Изменки нет — там эстонское село Мехикорма… Но все равно все Изменкой называют.
— Да не так было, — перебил другой дед, гладко выбритый, с маленьким морщинистым лицом, — ты его, Санька, не слушай — не помнит он ничего. А Изменкой село так называлось потому, что там измена какая-то была, ну вроде, как сейчас говорят, подкуп. Давно это очень было. Ну и те люди, что подкуп совершили, должны были бежать. Переплыли они Узмень и обосновались на нашей стороне, вон там, за Желчой, у больших пней. Деревня там, Пнево называется.
Старики заспорили, Саша только вертел головой и помалкивал. Вспомнили деды и Караева «в белом таком пинджаке с блестящими пуговицами и очках», — он тоже стал местной достопримечательностью, во всяком случае, в разговоре он котировался, может быть, лишь чуть пониже Александра Невского. Бородатый дед рассказал о том, как Караев прилетал к ним в деревню на вертолете и при посадке разметал два стога, а стадо, что паслось на некотором расстоянии, разбежалось. Потом три дня собирали. Тогда бритый решил не ударить лицом в грязь и изложил такой случай: «У Караева в «испидиции» такая машина была: хочешь, по земле едет, хочешь, под водой плывет, хочешь, по воздуху летает. Вот он на этой машине к Вороньему-то острову подлетел, нырнул и нашел Вороний Камень и всех погибших в те далекие времена воинов».
Первая история имела, как говорится, место, а вторая была просто фантастична. Правда, случай с вертолетом произошел не в Подборовье, а в Волошне — но это не имело большого значения, каждое село и деревня чувствовали себя сопричастными к поиску.
События относительно недавних дней уже становились легендарными. Я еще немного постоял, так и незамеченный, и пошел к Авдотье за вечерним молоком.
А край этот порубежный буквально наводнен сказами и легендами про храбрых князей и их доблестных воинов, коварных вероломных рыцарей в железных шлемах с рогами, чудесных зверей и птиц, помогающих в борьбе с иноземными захватчиками, и даже про славный Камень, который восстает прямо из озера в трудную для страны годину, чтобы преградить путь врагу…
Что же касается Изменки — кто ее знает… Может, так оно все и было, бежали лихие люди с той стороны, поселились на восточном берегу. В экспедиции вели мы раскопки в Пневе: очень древнее село оказалось — жили тут уже в IX веке.
— Знаешь, — предложил как-то Саша, — давай на лодке сходим к Вороньему острову.
— Давай, конечно, — немного удивился я, — но ведь у тебя и здесь неплохо клюет…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Виктор Николаевич Харченко родился в Ставропольском крае. Детство провел на Сахалине. Окончил Московский государственный педагогический институт имени Ленина. Работал учителем, журналистом, возглавлял общество книголюбов. Рассказы печатались в журналах: «Сельская молодежь», «Крестьянка», «Аврора», «Нева» и других. «На реке черемуховых облаков» — первая книга Виктора Харченко.
На пути к мечте герой преодолевает пять континентов: обучается в джунглях, выживает в Африке, влюбляется в Бразилии. И повсюду его преследует пугающий демон. Книга написана в традициях магического реализма, ломая ощущение времени. Эта история вдохновляет на приключения и побуждает верить в себя.
Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.
Вторая часть романа "Мне бы в небо" посвящена возвращению домой. Аврора, после встречи с людьми, живущими на берегу моря и занявшими в её сердце особенный уголок, возвращается туда, где "не видно звёзд", в большой город В.. Там главную героиню ждёт горячо и преданно любящий её Гай, работа в издательстве, недописанная книга. Аврора не без труда вливается в свою прежнюю жизнь, но временами отдаётся воспоминаниям о шуме морских волн и о тех чувствах, которые она испытала рядом с Францем... В эти моменты она даже представить не может, насколько близка их следующая встреча.
Каково быть дочкой самой богатой женщины в Чикаго 80-х, с детской открытостью расскажет Беттина. Шикарные вечеринки, брендовые платья и сомнительные методы воспитания – у ее взбалмошной матери имелись свои представления о том, чему учить дочь. А Беттина готова была осуществить любую материнскую идею (даже сняться голой на рождественской открытке), только бы заслужить ее любовь.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.