Судовая роль, или Путешествие Вероники - [18]

А я домой иду и в уме считаю. А ведь и правда, год с хвостиком парень свято полагал, что Васька сидит консервой и ждет-пождет, когда он раскачается на второе свидание. Если б была у нее тогда беременность, то вовсю б возила коляску.

Странные все же люди — мужчины. Им, наверное, кажется, что когда они отворачиваются, то женщины перестают существовать? Или просто им все равно — одна испортилась, так будут и другие?

Глава 6 Васька, тряпки и внезапная встреча

От съеденного на набережной ледяного мороженого у Ники разболелся зуб, и она этому даже обрадовалась. Пусть поболит. Зато не нужно решать, ехать или оставаться. И ведь дело не только в ее страхах, думала, валяясь на диване и баюкая ноющую щеку. Если поедет сама, значит — проверяет. Никас, конечно, поймет. Обидится. И будет прав, разве можно обижать своего мужчину недоверием.

Мама тихонько бродила по коридору, звякала в кухне, готовя лечебные полоскания из каких-то экзотических, выращенных товарищем Эдуардом растений. И Ника покаянно садилась, принимая из рук Нины Петровны чашку. Вот, заботится. Лучше б ругала дальше, сказал ехидно внутренний голос, было б тебе, Кусенька, проще хвостом махнуть и улететь на свободу. Но зуб стрельнул, отдавая в скулу, боль заглушила ехидные речи, и Ника снова повалилась на подушку. Задремывая, строго наказала себе: никаких слонов и никаких левконой, пусть просто зуб пройдет, а то надоел…

Когда проснулась, незадернутое окно чернело поздним вечером, чиркали по бледному свету фонаря резкие тени листьев. В коридоре мама сдавленно беседовала по телефону. Ника прислушалась, языком ощупывая зуб. Не болит. А мама — с Васькой разговаривает.

— Она уже спит. Завтра, я ей скажу, завтра…

— Мам? Я сейчас.

Васька взволнованно сопела в трубку. Сказала кому-то тихо:

— Отзынь. Сичас я. Куся? Куся, слуу-шай, я чего вдруг подумала!

— Чего же?

— А зуб болит еще?

— Да перестал вроде…

— Ой. Бедная Куся, бедная… А давай ты мне завтра дашь свой пропуск, в бонный. А я себе куплю босоножки. У меня, наверное, хватит. Подожди. Не хватай! Это я не тебе.

— Да поняла я.

— Кусинька, ну дай, а? А то мы все собирались и когда же, наконец!

— Там фотка.

— А я очки надену. Черные.

— Васька шпион, — Ника рассмеялась, — ладно, приходи завтра, ну к десяти, поедем.

— О-о-о! — закричала Васька, и вдруг зашептала, еле слышно, от кого-то попутно отбрыкиваясь, — там же моряки да? Не тока жены, там же и мальчики! Да ты что, отстань, я по делу. Иди на кухню, Мить, пожарь, что ли, яйца.

— Вася, ты дождешься, что тебе синяков наставят, ну точно, — Ника тоже шептала, чтоб не услышала мама.

— Не. Я ему сказала, что журналистка, пишу расследование, для «Огонька». Про то, как в валютном продавцы мухлюют. Он мне очки принес, точно как в кино, этот помнишь, лапочка такой, мордатый, носил. В кино про бездну.

— О господи. А что ты еще ему сказала?

— Что мне тридцать восемь. А он совсем дурачок, поверил. Куся, пацаны, если женщина старше пятнадцати, так в любой ее возраст поверят! Потому что — взрослая.

— А ему сколько?

— Семнадцать, — покаянно ответила Васька и хихикнула, — я ж и сказала, думала, отстанет. А он слюнями меня всю закапал, вот грит, так хотел попробовать со зрелой женщиной.

— Тьфу ты, а вдруг и он соврал? Вдруг ему пятнадцать?

Ника оглянулась на прямоугольник просвеченного матового стекла в кухонной двери, подозрительно тихий. И громко сказала в трубку:

— Договорились. Завтра.

После звонка побродила по комнате, беря в руки то наметанную юбку, то книжку с загнутой страничкой. Увидев, что стрелка настенных часов подобралась к одиннадцати, легла, не зная, хотеть ли, чтоб наступил завтрашний день. Васька половину дня займет, уже хорошо.

Сон не шел, зато приходили мысли. Не те, которых так страшилась Ника, о письме думать она устала, и о встрече с Атосом подумала равнодушно, ну напишет песню этой прекрасной Ронке, да и фиг с ними. Думала о Ваське, о том, как однажды та болтала-болтала о лапочках и красавчиках, а после сказала серьезно:

— Думаешь, я не понимаю, что страшненькая? Пусть даже могу бедром и глазом, но все равно. Но вот не отказываются же. Был бы у меня один мужик, я б только на него и смотрела, но видишь, разок-другой перепихнемся и гуляй рванина — к избе подъезжают сваты, уже таскается мой хахаль с другой девкой. Ну и чего мне сидеть, чего ждать? Пенсии — выгуливать пуделя или кошек слюнявить поцелуями? Пусть хоть будет, что вспомнить.

Ника тогда не нашлась, что ответить. Но Ваське поверила, насчет того, что был бы один, так один и был бы. И задумалась над тем, что шебутная Васька со своей слегка циничной философией получает секса в десять раз больше, чем благополучная замужняя Ника.

Однажды в гостях у приятельницы поругалась Ника с полузнакомой дамочкой, которая долго рассматривала ее с презрением и наконец не выдержала и стала высказываться по поводу того, что вот, мол, как жены загранщиков мило в жизни устраиваются. Муж пашет и тряпки везет, а жена в это время…

— Да никогда не поверю, что молодая, здоровая баба (тут она окинула взглядом Нику, сидящую в кресле с чашкой на коленях) полгода живет всухомятку! У всех есть!