Судная ночь на Синосе - [47]

– Могу ли я, если вы, конечно, позволите, напомнить, что на ближайшие два дня доктор предписал вам постельный режим?

– Даже и не вздумай, – ответил я и, заключив в объятия и крепко прижав ее к себе, почувствовал каждую линию, каждый изгиб ее прекрасного тела.

– Понимаешь, я думал, что знаю женщин, и Бог не даст соврать, их на моем веку было предостаточно, но сейчас я понял, что всю прожитую жизнь был лишен самого дорогого.

Она страстно поцеловала меня. Тут я, бросив взгляд через ее плечо, увидел в дверях Алеко. Он мрачно посмотрел на нас, ничем не выдав своего недовольства, и, когда мы с Сарой немного отошли друг от друга, шагнул вперед.

Он протянул мне руку и сказал:

– Есть одна вещь, которой я восторгаюсь больше всего, и название этому – мужество, капитан Сэвидж. Вы его, вне всяких сомнений, проявили.

Он замолчал, а затем, повернувшись к Саре, сказал:

– Нам надо идти, дорогая. Если помнишь, к нам сегодня на ужин придут гости.

Выдержав паузу, Алеко обратился ко мне:

– Может быть, и вы составите нам компанию? Это, мне кажется, было бы как нельзя кстати. Сара посвятила меня в свои планы. Как я понимаю, вы собираетесь спешно отправиться вместе в Англию.

Его слова прозвучали так официально, так педантично, что я был готов громко расхохотаться, но не над ним и не с ним. Поэтому я сдержался.

– Это весьма любезно с вашей стороны, – подчеркнуто официально ответил я. – Сожалею, но у меня на вечер уже назначена встреча.

– Жаль. Тогда как-нибудь в другой раз.

Он, не проронив ни слова, поднялся по лестнице, ведущей на палубу.

– В котором часу ты отплываешь? – спросила Сара.

– Еще точно не знаю. Где-то после наступления темноты, но не слишком поздно. Это езды на три-четыре часа.

Она задумчиво кивнула, а затем ласково похлопала меня по щеке:

– Будь осторожен.

Поднимаясь вслед за Алеко, она вдруг остановилась, повернулась ко мне и сказала:

– Для мужчины, неуверенного в своем мужестве, ты проявил себя сегодня слишком хорошо. Я очень горжусь тобой.

Она ушла, а я так и остался стоять, пытаясь разобраться в том, что она сказала и что за этим скрывается. Я был готов разразиться страшным криком от избытка сил и энергии, пробудившихся во мне. Ничего подобного я еще не испытывал с момента окончания работ в Александрии.

Может, то, что я сделал сегодня, где-то на уровне моего подсознания явилось искуплением моей вины перед бедным старым Моргом? Совершенно точного ответа на этот вопрос дать было нельзя. Самым важным для меня стало то, что я уже ничего не боялся. Во всяким случае, не так, как раньше.

Я поднялся на палубу. На залив безмолвно опускался теплый ласковый вечер. Странно, жизнь продолжалась, я снова был полон сил и энергии.

Со стороны берега до меня донесся голос Киазима. Я повернулся и увидел «Сейтана», уткнувшегося носом в песок, а у самого берега босоногого Киазима. Взобравшись на пирс, я сделал несколько шагов и был уже готов спуститься по каменной лестнице, чтобы подойти к Киазиму, как тот уже подбежал ко мне. Он обнял меня, крепко расцеловал в обе щеки, а затем протянул мне руки:

– Хочешь мою руку? Какую? Правую?

Это было старое турецкое присловье, и у них оно очень многое означало.

– Может быть, ты в следующий раз меня послушаешь. Я же говорил, что этот корабль опасная штука.

– Мне не повезло, только и всего. Такого дважды не случается.

– Ты что, собираешься снова испытать судьбу?

– А почему бы и нет?

Я понял, что спорить с ним – бессмысленная трата времени, и взял предложенную им дешевую турецкую сигарету. Закурив, мы присели на невысокий каменный бордюр.

– Тебе теперь как, лучше? – спросил он. – То, что сделал ты, человек, страшащийся глубины, сделать не может.

– Давай дальше не будем в этом копаться.

Он не стал возражать и вместо этого произнес:

– Эта девушка, английская миледи, она тебя так любит, Джек. Как никакая другая женщина на свете.

От его слов мне почему-то стало неловко.

– Да я не знаю. Она молода. Ты же знаешь, какие они. Сегодня одно, а на следующей неделе ей понравится кто-нибудь другой.

– Эта крошка не такая.

Опять этот его американизм. Тем не менее, именно это я хотел от него услышать. Тогда почему мне так тревожно, почему я не уверен в себе?

Неожиданно мысли мои были прерваны. Я увидел, как на пирс въехал старый трехтонный грузовик и направился в нашу сторону. Когда, поравнявшись с нами, грузовик остановился, из него вылез Китрос в белом льняном костюме. Он подошел ко мне и расплылся в широкой улыбке.

– Джек, я смотрю, покойник ожил?

Позади него шестеро рабочих, выпрыгнув из кузова, начали поспешно выгружать коробки.

* * *

Перед тем как отправиться в путь, я подошел к Янни получить, как было оговорено, тысячу долларов. Топливные баки на нашем катере, как и положено, были залиты за счет Китроса. Когда я прощался с Янни, двигатели, уже запущенные в целях экономии времени Морганом, тарахтели на холостом ходу.

Стало совсем темно, и на фоне желтого света фонаря, стоявшего в самом конце пирса, было видно, что начинал моросить мелкий дождик. Каждый раз, когда двери таверны «У Янни» открывались, я слышал слабые звуки музыки, которые так же неожиданно и замирали. Тогда воцарялась такая тишина, что казалось, будто во всем мире, кроме меня и Моргана, никого не существует. В желтом свете фонаря Морган был похож на ходячий труп. Старый, потрепанный, прошедший через все мыслимые и немыслимые испытания.