Судебные ошибки - [134]

— Когда я вышел наверх в последний раз, Эрно увидел, что мои туфли пропитались кровью. И сказал: «В них нельзя выходить на улицу. Спустись, посмотри, обувь кого из убитых подойдет тебе». Тут я впервые возразил ему: «Не стану я надевать их обувь». Можете представить? Мы спорили из-за этого какое-то время. Но в конце концов я повиновался, как и раньше.

Коллинз указал на Ларри пальцем.

— Осмотри те туфли, что были на третьем, на бизнесмене. Превосходные, жемчужно-серые, без шнуровки. Итальянские. Марка, по-моему, «фаччоне». И велики ему. Мне даже не верилось, что никто не обратил на них внимания. Кто из бизнесменов ходит в таких?

Мюриэл увидела, как что-то промелькнуло в суровых глазах Старчека: те туфли были велики. Казалось, тут до него дошло, что Коллинз, видимо, говорит правду. Она уже какое-то время не сомневалась в этом.

— Мы собрались уходить оттуда, уже подошли к двери, и тут Эрно щелкнул пальцами. «Держи это», — говорит. Он собрал все: бумажники, драгоценности, банковскую карточку, пистолет — и завернул все в гасовский фартук. Спустился в подвал, а когда поднялся, в руке у него была резинка.

— То есть презерватив? — спросила Мюриэл.

— Вот именно. Использованный. После всего случившегося... — Коллинз потряс головой. — В общем, Эрно говорит: «Засунула билеты в задницу. Ни за что бы их не нашел, если бы не увидел конец этой штуки». В этой резинке лежало около пятнадцати туго свернутых билетов.

Коллинз в первый раз обернулся к жене. Анна-Мария сидела, обхватив рукой подбородок, Мюриэл казалось, что она всеми силами старается не выдавать своих чувств. Но когда Коллинз повернулся к ней, тут же среагировала. Потянулась к нему, и они какое-то время держались за руки.

— С тобой все в порядке? — спросил Джексон клиента.

Коллинзу хотелось пить. Собравшиеся устроили перерыв. Всем требовалась передышка. Мюриэл посмотрела в глаза Ларри, он казался испуганным и ушедшим в себя. В коридоре, дожидаясь, когда освободится туалет, она спросила Томми Мольто, что он думает. Ковыряя ногтем пятнышки томатного соуса на рубашке и галстуке, Томми ответил, что не знает, что и думать. Мюриэл тоже не знала.

Когда они вернулись, Анна-Мария передвинула стул, села рядом с Коллинзом и взяла его за руку. В другой руке он по-прежнему держал Библию. Мюриэл включила магнитофоны и снова назвала дату и время. Потом спросила Коллинза, что происходило после того, как они покинули ресторан.

— Я поехал с Эрно к его дому, и мы сидели в его машине. С ним в ту ночь произошло много перемен. Со мной тоже. В ресторане он сперва был вне себя от гнева, потом остыл и притих. Теперь был отчаянно испуган, старался обдумать все детали, чтобы не попасться. Давал мне одно указание за другим. Непременно сказать кому-нибудь, что мы с ним ходили вечером на концерт поп-музыки. Ни в коем случае не напиваться и не хвастаться случившимся соседям или женщине, с которой встречаюсь. Однако главной его мыслью было как избавиться от лежавшего в багажнике фартука со всеми вещами — пистолетом, бумажниками, драгоценностями. Уже шел четвертый час утра, и мы были такими расстроенными и усталыми, что в голову ничего не шло. Я не хотел вообще ничем этим заниматься. А Эрно прямо-таки стал параноиком. Сосредоточился только на том, что мы непременно попадемся, если бросим фартук в реку, или сожжем в костре, или закопаем в общественном парке. К пяти часам светает. Однако на заднем дворе у него был инструментальный сарай с земляным полом — если закопаем фартук там, нас никто не увидит. Мы выкопали глубокую яму и бросили фартук туда. Эрно сказал, что придумает план получше, когда успокоится, но я понимал, что мы оба будем рады не касаться больше этих вещей. Потом он проводил меня к моей машине и прямо на улице обнял меня. Такого не бывало с тех пор, как мне исполнилось десять лет. Посреди всего того безумия, пожалуй, самым безумным было то, какую мне это доставило радость. Убил троих и обнял меня.Я уехал оттуда, плача как ребенок.

После той ночи у меня уже не оставалось возможности налаживать свою жизнь. Я отказался на время от имени Фаро, так как полиция могла пронюхать о тех билетах. Не прошло и недели, как я снова взялся за торговлю наркотиками. Эрно всеми силами старался остановить меня, но я уже его не слушал. Сижу я как-то в «Лампе», и появляется Гэндолф. Было это месяца через два после той истории. Там сидели человек двадцать, и он при всех достает из кармана завернутую в рваную бумажную салфетку камею Луизы. Я сразу узнал эту вещь. Видел ее у Луизы на шее.

— Фаро, — говорит Ромми — знал он меня только под этим именем, — Фаро, что мне теперь делать с этой штукой? Она больше никому не нужна.

Я говорю — слушай, негр, плохи твои дела. Лучше избавься от нее. Полицейские считают, что это ты прикончил эту женщину.

Он говорит — как они могут так считать, если это не я? Хочу отыскать ее родственников. Раз она убита, они мне хорошо заплатят за эту штуку. Они в долгу передо мной, потому что она не платила мне.

Я говорю — делай как знаешь, приятель, только, пожалуй, повремени, пока в ее убийстве не обвинят кого-то другого. А про те билеты смотри помалкивай.