Судьбы и фурии - [71]

– Господи, мы обсуждаем вопрос, что ты списал с меня убийцу, и ты даже сюда приплел весь этот детский бред.

– Бред?

– …

– Матильда? Почему ты так дышишь?

– …

– Матиль… куда ты? Отлично, можешь закрыться в ванной. Прости, если ранил твои чувства. Ты можешь поговорить со мной? Хорошо, тогда я просто буду сидеть здесь и не сдвинусь с места. И ты сдашься под натиском моей преданности. Мне жаль, что мы друг друга не так поняли. Мы можем поговорить о самой пьесе? Если не считать того, что я наделил убийцу твоим характером, что ты думаешь? Кажется, четвертый акт слабоват. Это как стол с шатающейся ножкой. Нужно кое– что переделать. Может, ты попробуешь? О! Собираешься принять ванну среди бела дня? Окей. Делай, что считаешь нужным. Готов побиться об заклад, в ванной приятно. Тепло. Пахнет лавандой. Ого, ты уже садишься в нее? Мы можем поговорить хотя бы через дверь? В целом кусок весьма неплох, да? Да? Матильда, бога ради, не будь ты такой! Для меня это действительно важно! О, прекрасно! Продолжай в том же духе. Я пойду вниз смотреть фильм. Можешь присоединиться, если захочешь.

«Эсхатология», 2014 год

Только когда они остановились и переполненные бурбоном гости вывалились наружу, а Лотто увидел сломанный скейтборд у пенька, мокрые детские купальнички и собаку, которая так устала, что не могла даже головы поднять, понял, что продумал все недостаточно хорошо. О боже! Матильда сразу после завтрака уехала к Рейчел помочь с уже тремя детьми, а Лотто выбрался в продуктовую лавку купить молока, и между прилавков его настиг телефонный звонок. Его попросили немедленно приехать в город на последние минуты часового интервью на радио, посвященного венцу его побед, «Эсхатологии», которая понравилась даже Фиби Дельмар, но, как он сказал Матильде, «похвала от шлюхи не стоит и выеденного яйца».

Интервью, однако, было важным, поэтому он полетел прямиком в город, и ветерок гулял в его пижамных штанах, а потом поехал домой – не успело потемнеть утреннее солнце. Но по пути он увидел Сэмюеля и Эрни, они шли по пешеходной дорожке и смеялись над чем-то. Черт возьми, как же давно они не виделись!

Конечно же они отправились вместе на ланч. И конечно же после ланча переместились в бар, а в баре Сэмюель столкнулся с типом из своего сообщества, то ли радиолога, то ли онколога, который, естественно, присоединился к ним.

Ко времени наступления обеда они все знатно проголодались, Лотто предложил им поехать к нему, поскольку все знали, что Матильда божественно готовит, а он был пьян, хотя и не настолько, чтобы не сесть за руль.

Он унюхал молоко, которое разлилось еще утром и, похоже, оставалось на полу до сих пор.

Когда он вошел, обнаружил Сэмюеля, целующего руки Матильды в стиле Пепе ле Пью, и Эрни, роющегося в барной стойке в поисках бренди «Гранд Арманьяк», которое сам же и подарил им на Рождество. Ложка в руке доктора превратилась в аэроплан, которым он пытался доставить бобы в рот младшей племянницы Лотто, которая явно побаивалась ложек-аэропланов. Лотто поцеловал Матильду, спасая ее от Сэма. Она скованно улыбнулась.

– Где близнецы? – спросил он.

– Скрываются в единственном месте во всем доме, где согласились переночевать, – в твоей студии.

На этот раз ее улыбка получилась несколько злобной.

– Матильда, туда никому нельзя заходить, кроме меня! Это мое рабочее место!

Она пронзила его таким острым взглядом, что Лотто не осталось ничего другого, кроме как смириться и кивнуть, а затем, подхватив на руки малышку, помочь ей во второй раз улечься спать.

Когда он спустился, гости сидели на веранде и напивались. На голубом вельвете неба вырисовалась полная луна. Матильда перемалывала в блендере специи, паста была почти готова.

– Прости, – шепнул Лотто ей на ухо и прикусил ее сладкую мочку. Возможно, они смогли бы… но нет, она оттолкнула его и вышла к плещущимся в бассейне и хохочущим мужикам.

Матильда подошла к столу и поставила на него огромную белую чашу, от которой шел густой пар.

– Я так не веселился с тех пор, как развелся, – прошамкал Сэмюель. Его рот был забит пастой, и он заплевывал пол.

Сэм просто лоснился от удовольствия. Он слегка поправился в талии, как и все они, даже Эрни, хотя у него было оправдание – он теперь был известным ресторатором.

Его обожженную солнцем спину покрывали пятна. Лотто хотел было напомнить ему о раке кожи, но у Эрни было так много девушек, что одна из них наверняка уже это сделала.

– Бедная Алисия. Это уже третий твой развод? – спросила Матильда. – Сэм Три Страйка. Ты вылетаешь.

Мужчины засмеялись.

– Это прозвище мне нравится больше, чем прежнее, – сказал Лотто. – Помнишь? Однояйцевый Сэм.

Сэм невозмутимо пожал плечами. Его никогда не покидала самоуверенность. Доктор взглянул на него с интересом.

– Однояйцевый Сэм? – спросил он.

– Рак яичка, – ответил Сэм. – Но в итоге оказалось, что это не так уж и важно. И с одним яйцом, как оказалось, можно заделать четырех детишек.

– У меня два прекрасных яйца, – сказал Лотто. – И ни одного ребенка.

Матильда молчала, пока остальные болтали, а потом встала и ушла в дом, прихватив тарелку. Лотто рассказывал историю о передозировке одной известной актрисы, принюхиваясь к запаху ягодного мусса, доносящемуся из духовки, а сам все ждал и ждал, но Матильда не появлялась. В конце концов он не выдержал и пошел за женой.