Судьбы и фурии - [38]

– Первая часть трилогии о потере наследства, – сказал Лотто. – Та же семья, другие главные герои. И они теряют фамильное поместье, где хранилось все самое ценное, вся их история, воспоминания, вся их любимая мебель. Трагедия. Мы надеялись, все три части можно будет запустить параллельно.

– Параллельно. Боже. Как амбициозно, – сказал продюсер. – И какая часть трилогии эта?

– Самая важная, – твердо ответил Лотто. – Психологически.

«Последний глоток», 2008 год

– «Последний глоток». Хм, дайте угадать. – Продюсер призадумался. – Тема – алкоголизм?

– Лишение права выкупа закладной, – сказал Лотто. – А последняя – «Благодать» – про ветерана Афганистана, который только что вернулся домой.

– Военная история под названием «Благодать»?

– Я две недели прожил в корпусе морских пехотинцев в Афганистане, – сказал Лотто. – И каждую минуту мне казалось, что я вот-вот умру. И не умирал. Я чувствовал на себе чье-то благословение, и это даже несмотря на то, что ушел от религии еще в детстве. Верите или нет, но это самое подходящее название.

– Вы меня убиваете. – Продюсер на секунду прикрыл глаза, а затем сказал: – Ладно. Я прочту их, и если они мне понравятся, мы ими займемся. Вы сразили меня своими «Источниками» и «Гримуаром». У вас в голове определенно происходит что-то интересное.

– Договорились, – прозвучал голос Матильды со стороны кухни, где она выкладывала на тарелку свежеиспеченное бельгийское печенье.

– Только не на Бродвее. Где-нибудь в Нью-Джерси.

– Первое время. – Матильда примостила поднос и чай на столике.

Продюсер рассмеялся, но его никто не поддержал.

– Вы не шутите, – ухмыльнулся он.

– Прочтите это и увидите, – ответила Матильда.

Неделей позже продюсер перезвонил им и сказал всего одно слово:

– Увидел.

– Я не сомневалась, – отчеканила Матильда. – Это трудно не увидеть и не понять. Все понимают. В основном.

– Не сомневались, значит? Он же обыкновенный выпендрежник. Все эти шуточки и кривляние. Как вы, черт возьми, смогли разглядеть в нем это?

– И тем не менее, разглядела. С первого же взгляда. Он чертова звезда. И я ни разу в этом не усомнилась – ответила Матильда, чуть было не обронив опасное «почти».

ПОСЛЕ ТОГО КАК ОНИ ДОГОВОРИЛИСЬ С ПРОДЮСЕРОМ, Матильда пошла к Лотто, сидящему на веранде их нового загородного дома.

[Дом все еще был в катастрофическом состоянии: дрянная обшивка снаружи и сухая кладка внутри, но Матильда точно знала, что под всем этим беспорядком скрывается красота. Она видела ее в узорчатой мозаике гладких камней в стене и старинных деревянных балках.]

Спереди дом укрывал вишневый сад, а на заднем дворе со временем мог бы прекрасно разместиться небольшой бассейн. Матильда уже несколько месяцев как ушла со своей прежней работы и взяла на себя всю деловую часть работы Лотто. Они решили оставить квартирку с одной спальней в городе и использовали ее как временное жилье, пока Матильда приводила дом в порядок. Жизнь полна возможностей. Или просто полна. Вскоре ей уже не придется беспокоиться о телефонных счетах и нервно потирать кредитку перед новой покупкой. Матильда буквально светилась от радости, прямо как лучи холодного солнца, выманивающие из промерзлой почвы ростки зеленой ариземы.

Лотто лежал, лениво наблюдая за тем, как мир постепенно пробуждается после зимы. Они с Матильдой были женаты уже семнадцать лет. Она жила в самой теплой комнате его сердца. Иногда ему казалось, что жену и спутницу он разглядел в ней прежде, чем саму «Матильду». Ее образ возник перед ним до того, как облекся в физическую форму. Но сейчас все изменилось. Когда она шла к нему по веранде, он внезапно увидел ее, увидел целиком. И какой-то странный темный хлыст, свернувшийся у нее внутри. Каким-то образом она умудрялась хлестать им достаточно нежно и осторожно, чтобы Лотто продолжал двигаться.

Ее холодная рука легла на живот, который он подставлял солнцу, надеясь немного подрумянить зимнюю белизну.

– А ты тщеславен, – промурлыкала она.

– Актер в теле сценариста, – грустно отозвался Лотто. – Я всегда буду тщеславным.

– Ну… в этом весь ты, – сказала Матильда. – Ты всегда нуждался в любви незнакомцев. Нуждался в том, чтобы люди тебя видели.

– Меня видишь ты, – сказал он, с удовольствием услышав отголоски своих недавних мыслей.

– Это правда, – сказала она.

– А теперь. Пожалуйста. Скажи мне все, – сказал Лотто.

Матильда вытянула над головой свои длинные руки. За зиму ее подмышки покрылись пушком и стали похожи на два гнездышка. Она могла бы выносить там птенцов малиновки.

Она взглянула на него, наслаждаясь этим мгновением, – она уже знала хорошие новости, а он еще нет. Затем она резко опустила руки и вздохнула.

– Правда, хочешь услышать?

– Господи, Эм, ты меня убиваешь! – не выдержал Лотто.

– Твои пьесы берут. Все три, – наконец сказала она.

Лотто рассмеялся, стиснул ее ладонь, покрытую строительной пылью, поцеловал, укусил за палец, переключился на предплечье, шею, а затем вдруг вскинул ее на плечо и крутил, как на карусели, до тех пор, пока земля не закачалась под ногами. А после, в ярком свете и под пристальными взглядами птичек, оставил след долгого поцелуя на ее животе и стянул с нее белье.