Судьбы хуже смерти (Биографический коллаж) - [70]
Стало быть, другие должны догадываться, что я немец, - ведь я же действительно по крови немец. (Года два назад на бармитцве в синагоге кинорежиссер Сидни Лумет поинтересовался, голландец я родом или датчанин, а я ответил чуть слышно, так что ему по движению губ пришлось догадываться: нацист. Лумет рассмеялся. Когда мой первый брак совсем разваливался, я одно время ухаживал за одной очень симпатичной еврейской писательницей, и как-то услышал, как она меня по телефону представляла своей подруге - "знаешь, настоящий штурмовик".)
Меня спрашивают, какие чувства я испытываю по случаю объединения Германии, и я отвечаю, что в немецкой культуре многое нам нравится как раз оттого, что создавалось не в единой Германии, а в разных. Из созданного в единой Германии многое воспринимает.ся с отвращением.
(Немцы, которые живут в Германии, страшный народ из-за того, что с удовольствием будут сражаться против других белых людей. Когда я был в плену, один наш конвоир - его ранили на Восточном фронте - все потешался над англичанами, похваляющимися своими имперскими свершениями. Он говаривал нам на своем чудном английском: "Они только с негритосами воевать умеют". Если этот конвоир еще жив, а значит, видел, как мы лихо управились в Гренаде, Панаме, Никарагуа, тогда он и про нас скажет: с одними негритосами воевать умеют.)
Во время первой мировой войны (меня еще на свете не было) все немецкое до того поносилось у нас в стране гражданами английского происхождения, что ко времени второй мировой войны не осталось никаких специфически немецких институций (моего собственного отца я тоже не исключаю, говоря об этом.) Среди нашего белого населения те, кто когда-то были немцами, сделались (в порядке самозащиты, а также из нежелания, чтобы их как-то соотносили с кайзером Вильгельмом, затем с Гитлером) наиболее окультуренной средой: почти никаких племенных признаков. (Гете - это кто такой? А Шиллер? Осведомитесь, пожалуйста, у Кейси Стенгеля или у Дуайта Дэвида Эйзенхауэра.)
Каждый четвертый американец происходит от немецких иммигрантов, но ведь никому из состязающихся на арене политики в голову не придет выдумывать что-нибудь такое особенное, чтобы завоевать голоса избирателей. (По мне, так все равно.) Жаль мне только одного: движение свободомыслящих, объединявшее главным образом американцев немецкого происхождения, сгинуло без следа, а ведь оно могло бы сделаться искусственно созданной большой семьей для миллионов хороших американских граждан, не находящих ответа на серьезные вопросы, касающиеся смысла жизни, - кто же сочтет ответами всякую издавна повторяемую чушь?! До первой мировой войны свободомыслящие во многих городах образовывали собственные корпорации, устраивали веселые пикники и прочее. Если нет Бога, на что опираться, пока человек пребывает на земле, хоть срок его пребывания недолог? Оставалось в таких условиях опираться только на свое сообщество. Отчего надо поступать по справедливости и нельзя поступать дурно, ведь они знают, что нет никакого Рая и Ада? А оттого, что добро вознаграждает само по себе.
Сохранись объединения свободомыслящих по сей день, одиноким приверженцам разума, наследникам Просвещения не пришлось бы отчаянно и безуспешно искать родную душу и отказываться от собственных интеллектуальных дарований, словно на плечах у них не головы, а фонари из тыквы с прорезями для глаз и губ.
...Мой прапрадед Клеменс Воннегут в самом начале нашего продажного и кровавого века сочинил у себя в Индианаполисе эссе про свободомыслие. Сам он в святые явно не годился. Держал скобяную лавку ("Вы у Воннегута спросите, наверняка припас") и посвящал себя медитациям на западный манер, то есть книгами зачитывался. Сочинил он нечто столь же земное, как клятва Гиппократа, тысячи лет остающаяся кодексом чести для настоящих врачей. Экземпляры этого сочинения я передал в Публичную библиотеку в Нью-Йорке и в Библиотеку Конгресса.
Ну вот и кончается еще одна книжка, написанная - поверить трудно! - не кем иным, как мною. (Когда я жил на мысе Код, то как-то нанял плотника, который в одиночку пристроил к моему дому флигель. Закончил он работу и сказал: "В жизни ничего такого делать не приводилось. И как только я справился?" Вот и Вселенная - разлагается, однако же все еще цветет, еще не завершила стадию развития. Этот плотник был немец, но не тот, который на самострел пошел (см. предисловие. Его зовут Тед Адлер - а по-немецки "адлер" означает "орел", - и родился он в Америке. А с немцами он дрался в Италии.)
В своей самой первой книге "Механическое пианино" (вышедшей всего тридцать восемь лет тому назад, когда транзисторы еще предстояло довести до рабочих кондиций, и машины, которые сделают людей ненужными, представляли собой этакие громадины с вакуумными трубками, где и происходил процесс мышления) я задал вопрос, на который теперь ответить еще сложнее, чем было тогда: "Для чего нужны люди?" И ответил: "Для того, чтобы обслуживать машины". А в книге, написанной перед вот этой - она называется "Фокус-покус", - я признаю: все желают конструировать машины, зато обслуживать их не хочет никто. Так все и вертится по кругу. Ладно, хорошо еще нам помогают юмор, музыка и способность говорить правду.
«Колыбель для кошки» – один из самых знаменитых романов Курта Воннегута, принесший ему как писателю мировую славу. Роман повествует о чудовищном изобретении бесноватого доктора Феликса Хониккера – веществе «лед-девять», которое может привести к гибели все человечество. Ответственность ученых за свои изобретения – едва ли не центральная тема в творчестве Курта Воннегута, удостоенного в 1971 году почетной степени магистра антропологии, присужденной ему за этот роман Чикагским университетом.Послушайте – когда-то, две жены тому назад, двести пятьдесят тысяч сигарет тому назад, три тысячи литров спиртного тому назад… Тогда, когда все были молоды… Послушайте – мир вращался, богатые изнывали он глупости и скуки, бедным оставалось одно – быть свободными и умными.
Хотите представить себя на месте Билли Пилигрима, который ложится спать пожилым вдовцом, а просыпается в день свадьбы; входит в дверь в 1955 году, а выходит из нее в 1941-м; возвращается через ту же дверь и оказывается в 1963 году; много раз видел и свое рождение, и свою смерть и то и дело попадает в уже прожитые им события своей жизни между рождением и смертью? Нет ничего проще: нужно только научиться у тральфамадорцев, изредка посещающих Землю на своих летающих блюдцах, видеть в четырех (а не в трех, как человеки разумные) измерениях, и тогда вы поймете, что моменты времени не следуют один за другим, как бусы на нитке, а существовали и будут существовать вместе в одном и том же месте.
В «Галапагосе» рассказывается, с точки зрения призрака упомянутого Леона Траута, история последних дней современной цивилизации, какой она видится спустя миллион лет после происшедшего. После всемирной катастрофы в живых остается горстка людей, которые высаживаются на один из островов архипелага Галапагос. Где живут, мутируют и превращаются в некое подобие мыслящих рыб. Главное отличие бедолаг, которым повезло, от нас состоит в том, что они живут и мыслят намного проще: главным врагом человечества, по Воннегуту, являются слишком большие мозги, коими наделены современные люди.
Брат и сестра Уилбер и Элиза Суэйн, герои романа «Балаган, или Конец одиночеству», в глазах родных и близких внешне безобразные и умственно неполноценные люди. Но они оригинально мыслят и чувствуют, когда делают это сообща. Вместе они гениальны. После насильственного разделения их удел – одиночество. Даже став президентом страны, будучи на Олимпе власти, Уилбер не смог преодолеть барьер одиночества.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Если ваш мир несвободен по определению…Если ваша жизнь повинуется математическим расчетам…Если унижение стало нормой, а хруста костей под колесами государственной машины уже просто никто не слышит из-за его обыденности…А что такое это «если»? Антиутопия — или «общество процветания»? Каждый решает для себя, раб он — или свободный человек!Знаменитый роман «Сирены Титана» — классический образец сплава фантастики и трагикомедии.
Повествование о первых 20 годах жизни в США, Михаила Портнова – создателя первой в мире школы тестировщиков программного обеспечения, и его семьи в Силиконовой Долине. Двадцать лет назад школа Михаила Портнова только начиналась. Было нелегко, но Михаил упорно шёл по избранной дороге, никуда не сворачивая, и сеял «разумное, доброе, вечное». Школа разрослась и окрепла. Тысячи выпускников школы Михаила Портнова успешно адаптировались в Силиконовой Долине.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Когда мы слышим имя Владимир Набоков, мы сразу же думаем о знаменитом писателе. Это справедливо, однако то же имя носил отец литератора, бывший личностью по-настоящему значимой, весомой и в свое время весьма известной. Именно поэтому первые двадцать лет писательства Владимир Владимирович издавался под псевдонимом Сирин – чтобы его не путали с отцом. Сведений о Набокове-старшем сохранилось немало, есть посвященные ему исследования, но все равно остается много темных пятен, неясностей, неточностей. Эти лакуны восполняет первая полная биография Владимира Дмитриевича Набокова, написанная берлинским писателем Григорием Аросевым. В живой и увлекательной книге автор отвечает на многие вопросы о самом Набокове, о его взглядах, о его семье и детях – в том числе об отношениях со старшим сыном, впоследствии прославившим фамилию на весь мир.
Книга Орсы-Койдановской результат 20-летней работы. Несмотря на свое название, книга не несет информативной «клубнички». касающейся жизни человека, чье влияние на историю XX века неизмеримо. Тем не менее в книге собрана информация абсолютно неизвестная для читателя территории бывшего Советского Союза. Все это плюс прекрасный язык автора делают эту работу интересной для широкого читателя.
Жизнь и учения странствующего йогина Патрула Ринпоче – высокочтимого буддийского мастера и учёного XIX века из Тибета – оживают в правдивых историях, собранных и переведённых французским буддийским монахом Матье Рикаром. В их основе – устные рассказы великих учителей современности, а также тибетские письменные источники.
В год Полтавской победы России (1709) король Датский Фредерик IV отправил к Петру I в качестве своего посланника морского командора Датской службы Юста Юля. Отважный моряк, умный дипломат, вице-адмирал Юст Юль оставил замечательные дневниковые записи своего пребывания в России. Это — тщательные записки современника, участника событий. Наблюдательность, заинтересованность в деталях жизни русского народа, внимание к подробностям быта, в особенности к ритуалам светским и церковным, техническим, экономическим, отличает записки датчанина.